Перикл - Анатолий Домбровский

— И ты покажешь мне город, правда? — попросила Аспасия. — Все ваши достопримечательности.

— Конечно! Вот! — хлопнул в ладоши Сократ. — Тебе очень повезло! Скоро большие Панафинеи! Ты увидишь самое великолепное шествие афинян в честь своей покровительницы.

— И проксен Каламид мне поможет? — вернулась к прежнему разговору Аспасия.

— Конечно. Он обязан помогать всем гражданам Милета, он представляет в Афинах их интересы, и за это милетцы платят ему деньги.

— А я и не знала.

— Ты многого ещё не знаешь. Впрочем, многознание — суета. Нужно знать главное — где хранятся все знания. И брать их оттуда по мере надобности.

— И где же они хранятся, эти знания, молодой мудрец?

— В душе, Аспасия, в душе! Всё в нашей душе, она всё знает, ибо существует вечно, общалась с богами и всеми мирами. Надо лишь уметь разговаривать со своей душой.

— Ты умеешь?

— Учусь, — ответил Сократ.

— Как интересно! Давай учиться вместе, — предложила Аспасия.

— Давай, — согласился Сократ.

Только он сказал это, как за дверью послышались голоса, топот, потом заиграла музыка — флейта и бубен.

— Что это? — спросила Аспасия.

— Разве ты не знаешь? Это мои друзья и девушки Феодоты решили устроить пляску, которая тут называется «ожерелье».

— Пойдём посмотрим?

— Посмотрим? — засмеялся Сократ. — И девушки, и мои друзья танцуют голыми. А мы одеты. Или разденемся? Когда я раздет, я кажусь ещё уродливее. Мне постоянно приходится перетаскивать и переворачивать огромные каменные глыбы, напрягать живот, отчего он у меня, как ты видишь, — Сократ похлопал себя по животу, — заметно выпирает, и плечи у меня оттянуты вниз, покатые, а ноги не так стройны, как у тебя.

— Я хочу танцевать! — решительно заявила Аспасия. — Пусть все меня наконец увидят, и девушки, и твои друзья, пусть расскажут другим, какая я.

— О такой красоте рассказать нельзя, её можно лишь увидеть. Я жажду увидеть.

В дверь громко постучали.

— Мы знаем, что вы здесь, — узнал Сократ голос Критона. — Выходите плясать!

Аспасия быстро сбросила с себя все одежды, оставив украшения — диадему, сверкающую разноцветными камнями, ожерелье из золота и слоновой кости, браслеты и золотые шнурки на лодыжках — и открыла дверь. Её тут же схватили за руки и увлекли в просторный коридор, оглашая «дом радости» смехом и восторженными возгласами.

— А ты? — заглянул в комнату разгорячённый вином и танцем Критон. — Ты почему стоишь? Раздевайся! — потребовал он, стаскивая с Сократа гиматий.

Сократ не стал противиться, хотя сказал:

— Хорошо, что ещё не рассвело, а светильников в коридоре мало. Иначе все разбежались бы, увидев меня обнажённым.

«Ожерелье» танцуют все вместе, выстроившись в цепочку и взявшись за руки. Тот, кто во главе цепочки, показывает плясовые движения, а все остальные за ним по очереди повторяют. Фигура танца скользит по цепочке как волна — под музыку, со смехом, выкриками, с притопыванием, даже с пением. Надо ещё при этом знать, что юноши и девушки, находясь в цепочке вперемешку, выполняют разные движения: юноши — резкие, сложные, девушки — плавные, изящные. Для юношей пример в голове «ожерелья» показывал Критон, для девушек — поставили Аспасию. Сократ же оказался в самом конце «ожерелья», в хвосте. Но Аспасию он видел — там, где находилась она, было больше света стоял высокий многофитильный лампион.

Глядя на Аспасию, Сократ твердил про себя лишь одно слово: «Чудная! Чудная! Чудная!»

Да и не один Сократ любовался Аспасией. То, как танцевала Аспасия, мало походило на прежние танцы, которые устраивались по ночам в порнее Феодоты. Причина же своеобразия Аспасии заключалась в том, что она была ионийкой. Ионийские девушки, как известно, танцуют совсем не так, как афинские: они ловко подпрыгивают, причудливо поворачиваются, сопровождают свои движения забавными жестами, поводят бёдрами — и всё это весело и привлекательно. Подражая Аспасии, танцевали и все другие девушки, раззадоривая юношей. Танцевали, пока на наступила усталость. А тут и рассвет начался — пришло время расходиться, чтобы агороном, надзирающий в числе других за порнеей Феодоты, не подумал, будто «дом радости», вопреки афинскому закону, открылся с утра, а не с девяти часов предыдущего дня, как было предписано этим законом. Закон, разумеется, был мудр, говорят, что его придумал всё тот же Солон, который разрешил в Афинах публичные дома: с утра до вечера юноши и мужчины должны заниматься серьёзными делами, а развлекаться с девушками по ночам. «Пусть мужчины и юноши накапливают днём энергию, — было написано в этом солоновском законе, — а избыток её растрачивают для удовольствия по ночам».

Афиняне любили праздники. Страсть к шумным и многолюдным торжествам с новой силой вспыхнула в них после победоносной персидской войны, которая принесла Афинам славу и могущество. Победа казалась абсолютной и прочной, и такой же была радость афинян, бурно изливавшаяся в праздничных шествиях, состязаниях и пиршествах. Благо, праздников у афинян было много, особенно тех, что сопровождались обильными угощениями. А из них самыми любимыми — древними — были Дионисии, в честь бога Диониса, сына Зевса и дочери фиванского царя Симелы, покровителя виноградарей и виноделов. Зимой праздновались Малые и Сельские Дионисии, когда не только в Афинах, но и по всей благословенной Аттике откупоривались бочки с молодым вином, наполненные с осени. Тогда выпивалось не только море вина, но и устраивались весёлые народные игры с представлениями актёров и шуточными состязаниями, среди которых асколии были, кажется, самыми любимыми: надо было стать одной ногой на тугой бурдюк с вином, политый обильно маслом, и продержаться на нём как можно дольше, выпивая при этом вино чашу за чашей. Победителю доставался бурдюк с вином.

Бочки наполнялись виноградным соком осенью. Тогда же отмечались другие Дионисии, которые назывались Лёней. К этому времени уже созревало хмельное молодое вино, от которого, как известно, пьянеют быстрее, чем от старого вина. «Оно бьёт в голову и урчит в животе, как играющие щенки» — так сказал о молодом вине Гесиод. Толпы подвыпивших людей слонялись в эти дни по улицам сел и городов Аттики, распевая песни и дурачась, афиняне же пировали на улицах и площадях за государственный счёт.

Весной праздновались, тоже в честь Диониса, Антестерии — это был праздник цветов и поминовения усопших. Впрочем, усопших поминали лишь в первый и третий из шести дней праздника, во все же остальные дни веселью не было границ.

Были ещё дионисийские Оксофории — праздник эфебов, когда они соревновались в беге на длинные дистанции. Но самым крупным праздником в честь весёлого бога были Великие Дионисии, введённые тираном Писистратом сто лет назад. Этот Писистрат прославился в народе не только введением этого праздника, но и строительством первого в Афинах водопровода. Вспоминая о нём, говорили, что когда бы он продержался у власти дольше, то, наверное, построил бы и винопровод. А ещё по его приказу были записаны и отредактированы великие поэмы Гомера.