Перикл - Анатолий Домбровский

Если бы мог я не жить с поколением пятого века! Раньше его умереть я хотел бы иль позже родиться. Землю теперь населяют железные люди. Не будет Им передышки ни ночью, ни днём от труда и от горя. И от несчастий. Заботы тяжёлые боги дадут им... Правду заменит кулак. Городам суждено разграбленье... И не разбудит ни в ком уважения ни клятвохранитель, Ни справедливый, ни добрый. Скорей наглецу и злодею Станет почёт воздаваться. Где сила, там будет и право. Стыд пропадёт. Человеку хорошему люди худые Лживыми станут вредить показаньями, ложно кляняся... К вечным богам вознесутся тогда, отлетевши от смертных, Совесть и стыд. Лишь одни жесточайшие, тяжкие беды Людям останутся в жизни. От зла избавленья не будет.

— Старик Гесиод всё это выдумал, — говорил Периклу Анаксагор, — и про богов, и про людей. Старикам всегда кажется, что прежде было лучше, и не зря кажется, прежде они были молоды, полны сил, всё им было внове, путь радостного познания жизни только начинался... Люди стареют и умирают, а человечество — нет. Путь в будущее у него бесконечен. С каждым шагом, с каждым новым поколением оно обретает новые знания и, стало быть, становится лучше, совершеннее, добрее, совестливее, справедливее. Не было золотого века — мы к нему идём. И, может быть, он уже наступил. Афины, кажется, тому доказательство.

— Мы купили мир и процветание, — ответил Анаксагору Перикл. — Мы пришли к нынешнему положению не в результате совершенства, а приобрели его за деньги.

— Тогда тем более боги здесь ни при чём, — сказал огорчённый словами Перикла Анаксагор: он не любил, когда Перикл столь упрощённо, без похвалы оценивал людей и события, хотя и знал, что в Перикле это напускное.

— Золотым век делает только золото, — усмехнулся Перикл, видя, что его учитель злится. — Боги здесь, разумеется, ни при чём. Они и вообще-то не имеют к нам никакого отношения — ведь это твои слова. Они, кажется, и вовсе не существуют. Всё — материя, а над нею — Разум, возникший, как возникает огонь, от удара камня о камень. Пламень всё сжигает, переплавляет, освещает, согревает, твёрдое делает жидким, жидкое газообразным. Достаточно, кажется, одного пламени, чтобы мир стал разнообразен. Верховный разум — не пламя ли, Анаксагор? Вот и сияющее солнце, бог мира и всего живого — только раскалённая каменная глыба — твои слова.

Присутствовавший при этом разговоре Фидий сказал, обращаясь к Периклу:

— Вели Софоклу выдать мне наконец золото, слоновую кость и самоцветы — каркас статуи уже готов, настало время облечь её в плоть.

— Подожди ещё немного, — ответил ему Перикл. — Ты видишь, что мы собрали плохой урожай, мало пшеницы и ячменя. Впереди голодное время, о котором пока никто не думает. Надо удвоить доставку хлеба из Скифии, из Ольвии и Пантикапея — как бы что-нибудь не помешало этому, враждебность Византия, штормы на Евксинском море или измена правителей на Боспоре Киммерийском и в Херсонесе. Надо проложить путь в Египет — на тот случай, если Скифия станет труднодоступной. И сейчас нам предоставляется такая возможность: царь Инар Ливийский поднял восстание против персов и призывает нас на помощь. Если мы выбьем персов из Египта и поставим там дружественное нам правительство, мы всегда будем с хлебом — плодородие нильской долины неиссякаемо. Царь Инар, желая видеть в нас своих союзников, уже послал нам сорок тысяч медимнов пшеницы, которую мы раздадим гражданам Афин. Инар помогает нам, мы должны помочь Инару, послать к нему наш флот и выбить из Египта проклятых персов. Лепить золото, драгоценные камни и слоновую кость на каркас статуи богини в голодный год — не самое удобное время, Фидий. Ещё немного подождём.

— Значит, снова война, — вздохнул Фидий. — Хоть и далеко от Афин, но война.

— И мир — благо, и война — благо, если она победоносная, — сказал Перикл. — Победоносная война — большее благо, чем мир. В годы мира мы расслабляемся, теряем боевой опыт, умение защищаться и наступать. Война собирает нас в кулак, держит в полной боевой готовности и, будучи победоносной, приносит добычу. Не так ли, Анаксагор?