Вечная мерзлота - Виктор Владимирович Ремизов

— Где сейчас наш Сан Саныч?

Это был ее любимый вопрос, когда у нее бывало настроение. Они начинали придумывать «хорошие условия» для Сан Саныча, «хороших» следователей или хороших товарищей в камерах. Все имели тюремный опыт, все прошли через следствие. В этот раз разговорился Горчаков:

— Меня ни разу не били на следствии, ни один следователь пальцем не тронул... Мне вообще очень везло в жизни.

Николь с Померанцевым улыбнулись.

— И как же они тебя на такие срока уговаривали? — беззубо ощерился Померанцев, наливая еще по рюмке. — Такого-то «везучего»?

— Да ничего особенного, сколько всем давали, столько и я получал... — Горчаков замолчал, покуривая задумчиво. — Вот загадка — почему при таких нелепых, неправдоподобных делах и приговорах они соблюдают юридические формальности? Зачем им все эти суды? Прокуроры, надзирающие над следствием? Зачем они добиваются признания вины, если негласно могут делать с людьми все, что угодно?

— Ну как же?! Ложь не любит, когда она похожа на ложь, все должны верить в самое светлое и справедливое общество! — Николай Михайлович выбросил бычок в печку. — Пойдем-ка, Георгий Николаевич, перетаскаем чурбаки в сарай, не ровен час, приделают им ноги сознательные советские люди.

Поезд тянул небыстро, километров пятнадцать в час, а иногда и меньше, и все же это была железная дорога. С перестуком колес. Мимо проплывала тайга, местами неряшливо выпиленная, с неубранными деревьями, но, присыпанная снегом и с пушистыми шапками на ветвях, она все равно выглядела красиво. Весь состав состоял из трех вагонов-теплушек — в одном ехало начальство, в двух других — охрана и походная кухня. Теплушка для начальства была блатная, в ней были устроены не по северному большие окна и полумягкие сиденья, как в плацкарте. Лучшие места занимали три офицера — члены комиссии Главного управления лагерей и начальник Северного управления лагерей и Стройки-503 полковник Боровицкий. Горчаков устроился наискосок с противоположной стороны. Здесь тоже было большое окно.

Дорога была одноколейная, тайга иногда подступала совсем близко, и ее можно было рассмотреть. Местами же поезд тянулся по снежной траншее — снег по бокам был выше вагонов. Мороз стоял за сорок, в вагоне все время подтапливали буржуйку и было жарко. Георгий Николаевич, разморенный приятным бездельем, задремывал под стук колес, просыпался, когда останавливались или ехали совсем медленно. И снова смотрел в окно.

Мосты проезжали осторожно, а через некоторые поезд проходил с пустыми вагонами. Выходили, закуривали, начальство по случаю «славного морозного утра» заряжалось коньячком на свежем воздухе, закусывали сальцем и копченой колбаской. Горчаков не завидовал. Сегодня утром он тоже завтракал не баландой, а главное, в хорошей компании. У него на коленях Катька ела свою манную кашу. Георгий Николаевич улыбался невольно, тоже закуривал и любовался той же, что и высокое начальство, заснеженной таежной речкой.

Переходили мост пешком, рассаживались и ехали дальше. У начальства в их «плацкарте» был накрыт стол. Разговор, подогретый коньяком, оживился и стал громче.

— Сугудаем! Сугудаем закусывайте, товарищ майор, — угощал начальник Стройки-503 полнотелого, с пухлыми губами и щеками веселого майора-экономиста. — В Москве такого не подадут! Этот омуль еще вчера в Енисее плавал!

— У меня к вам вопрос, товарищ Боровицкий! — проверяющий полковник, он был старшим, смотрел добродушно, но и чуть строго. — Километров тридцать уже проехали, и все тайгой. Ведь это же шпалы! А вы их заказываете и заказываете. Почему здесь не пилите?

— Здесь нет столько леса, товарищ полковник. Для магистральной железнодорожной линии из одной столетней сосны получается только две полномерные шпалы, а их на один километр пути надо 1600–1800 штук, это тысяча сосен. То есть для Строительства-503 надо спилить около миллиона деревьев! Здесь столько нет, а их еще креозотом пропитать надо — это целое производство. Возить экономически выгоднее, мы считали.

— Но я же вижу, что вы пилите! — кивнул полковник за окно.

— Конечно, параллельно железной дороге идут зимники для завозки грузов тракторами и машинами. На гати много леса уходит.

Горчаков следил за разговором. По холеному виду московского полковника ясно было, что его совершенно не интересуют все эти шпалы и пропитки. Ему хорошо было от коньяка, от солнечной погоды и неторопливо ползущей картины тайги за окном. Этот полковник три недели назад улетел из столицы в «трудную, далекую и опасную» командировку. И совсем не торопится обратно. Обхаживали и принимали в Ермаково по высшему разряду. Здесь, «у черта на рогах», было все, чего только могла пожелать командировочная душа.

— За два с половиной года построили больше ста километров, товарищ полковник, — рассказывал Боровицкий. — Мы сегодня доедем с вами почти до Янова Стана по этой дороге. Однако и проблем хватает. Вот мост проехали...

— Хороший мост! — со знанием дела похвалил полковник. — Я бы сказал — изящный!

— А ведь он временный! И стоит на объездном пути! На основном здесь нет ничего. У нас на сегодня почти все мосты деревянные, только под легкие паровозы, для нужд строительства.

— Сколько у вас постоянных мостов? — важно нахмурившись, спросил полковник.

— Полностью готовый один пока.

— Почему не строить сразу хорошие мосты? Средства есть! — спросил, улыбаясь, майор. — Пишите заявку, выделим еще!

— Все та же проблема — нет проектов, а без них кто возьмет на себя ответственность? Мы начали ставить бетонные опоры через несколько рек, а они и десяти-, и двенадцатиметровой высоты! Часть опор через год уже поплыли из-за мерзлоты! Изыскания нужны основательные, на это нужно время, а с нас спрашивают километры! Вот и гоним деревянные! Вы же и спрашиваете! За эти мосты уже кучу народу посадили!

— С нас тоже спрашивают, — майор перестал улыбаться. — Наш отдел не одну вашу стройку обсчитывает. Деревянные мосты дают высокие темпы строительства, мы понимаем!

— Я недавно своих экономистов спросил, сколько на нашем участке должно быть мостов, — полковник Боровицкий прикурил папиросу. — А они не знают. Почему? Все то же — окончательного проекта нет! В одном месте в районе Турухана был мостовой переход через овраг предусмотрен, а зэки его взяли и засыпали. Десятиметровой высоты насыпь получилась! Мы подсчитали — по деньгам дешевле, вроде лучше, а весной Турухан поднялся, и эта насыпь превратилась в плотину. Ее потом все лето ремонтировали — она теперь золотая. Весной железная дорога во многих местах километрами уходит