Каирская трилогия - Нагиб Махфуз

— После тринадцати лет…

Он не удержался и от всей души расхохотался. Наконец, он увидел и Занубу-лютнистку, которая стояла на месте, не двигаясь. На устах её появилась смущённая улыбка, словно она не находила в прошлом ничего, что бы позволило ей сгладить этот напряжённый момент между ними. Он приветственно протянул ей руку, и любезно приободряя её, произнёс:

— Приветствую вас, принцесса лютнисток…

Они вернулись по местам, и Мухаммад Иффат положил руку на плечо Ахмада и прошёл вместе с ним к дивану, усадив его рядом с собой. Смеясь, он спросил его:

— Вы тут случайно оказались, или вас занесла страсть?

Господин Ахмад пробормотал:

— Страсть меня занесла сюда, и я тут оказался…

Глаза его начали осматривать это место, которое поначалу оставалось для него непонятным из-за тёплого приёма и шуток друзей. Он оказался в среднего размера комнате, стены и потолок которой были окрашены в изумрудный цвет. Два окна её выходили на Нил, и ещё два — на улицу. Ставни были закрыты, хотя сами окна открыты. На потолке висела электрическая люстра с коническим хрустальным плафоном, и свет её падал на поверхность столика посреди комнаты с расставленными на нём рюмками и бутылками виски. Пол был устлан ковром одинаковым по цвету с потолком и стенами. В каждом углу комнаты стоял большой диван, разделённый пополам небольшой подушкой и покрытый узорчатым покрывалом. Углы комнаты была заполнены тюфяками и подушками. Джалила, Зубайда и Зануба сидели на диване, который был ближе к Нилу. А трое мужчин уселись на противоположном от них диване. На тюфяках были разложены музыкальные инструменты: лютня, бубен, тамбурин и цимбалы. Ахмад долго обводил взглядом это место, затем облегчённо вздохнул и с удовольствием сказал:

— Аллах…. Аллах… Всё тут прекрасно. Почему бы вам не открыть окна, выходящие на Нил?

Мухаммад Иффат ответил ему:

— Они откроются, как только прекратится движение парусников. Как говорится, если вас одолевает соблазн, спрячьтесь…

Господин Ахмад, улыбаясь, быстро ответил ему:

— А если вы спрятались, то можете поддаться искушению!

Джалила воскликнула, словно бросая вызов:

— Покажи-ка нам свою былую ловкость!

Ахмад не имел в виду своими словами ничего, кроме шутки, но по правде, его революционный шаг — прийти в этот плавучий дом после длительного воздержания — вызывал у него тревогу и нерешительность. Но было и кое-что другое. С ним произошла перемена в том, как он раскрывал себя. Ему следовало внимательнее глядеть. Что бы он увидел? Вот Джалила и Зубайда, и обе они держатся так, словно сидят в высоком паланкине на верблюде — как он когда-то давно говорил — или, наверное, он сам прибавлял им плотских чар. Их окружало что-то, доступное скорее его эмоциям, нежели органам чувств. И несомненно, это было связано со старостью. Скорее всего, его друзья не догадывались об этом, так как они, в отличие от него, не порывали свои связи с этими двумя женщинами. Интересно, было ли и у них такое же ощущение, что и у него? Сердце его сжалось, и весь пыл остыл. Друг, вернувшийся после долгого отсутствия, был самым показательным зеркалом для любого человека. Но есть ли способ определить эту перемену?… Ни у одной из этих женщин не было ни единого седого волоса на голове… Да разве могла быть седина у певиц?! Не было у них и морщин.

«Ну что, ты себя преодолел?.. Нет. Посмотри в эти глаза, в них отражается твой угасший дух, несмотря на окружающий их блеск; он иногда исчезает под покровом улыбки и шутки, а затем проявляется истина. И в этом взгляде ты читаешь некролог о смерти юности. Это молчаливая скорбь. Разве Зубайде не под пятьдесят? А Джалиле и того больше, и хотя она и непримиримо стоит на своём, всё же гордится этим, как бы её язык не отрицал этот факт».

Была перемена и в его сердце, предвещавшая отвращение и неприятие. Это случилось не тогда, когда он пришёл сюда, ведь он гонялся за тем призрачным образом, который не существовал и в помине. Но будь что будет. И да упаси Бог, чтобы он капитулировал и дать себя победить… Пей… Пой… Смейся. Никто никогда не заставит тебя делать что-то против твоей воли…

Джалила сказала:

— Я не могла поверить своим глазам, думала, что больше не увижу тебя в этом мире!

Он поддался сильному искушению и спросил её:

— И как я тебе?

В их беседу вмешалась Зубайда и сказала:

— Ты такой же, как и всегда, сильный и красивый, как верблюд. Седой волос виднеется под твоей феской, а так больше ничего!

Джалила возразила ей:

— Позволь я отвечу, так как его вопрос предназначался мне. — Затем, повернувшись к Ахмаду. — Я нахожу тебя таким же, как ты и был, и в этом нет ничего странного: мы всего лишь дети недалёкого прошлого!

Господин Ахмад догадался, на что она намекает, и напуская на себя серьёзный и искренний вид, произнёс:

— А вы обе зато только похорошели и формы у вас раздобрели. Я этого и не ожидал.

Зубайда, которая с интересом разглядывала его, спросила:

— А что тебя так долго удерживало в стороне от нас? — тут она рассмеялась. — Ты же мог прийти, и если бы у тебя были хорошие намерения, то у нас была бы вполне невинная встреча. Разве мы не можем встретиться вне постели?

Ибрахим Аль-Фар, тряхнув рукой, чтобы поправить задравшийся край рукава, сказал:

— Ни он, ни мы не знаем, можно ли устроить невинную встречу между нами и вами!

Зубайда с досадой промолвила:

— Прибегаю к помощи Аллаха от вас, мужчины. Вам нравятся лишь порочные женщины!

Джалила захохотала и сказала:

— Дочь своей матери, благодари Господа нашего за это. Смогла бы ты накопить столько жира, если бы не натренировала себя на матрасах и кроватях?