Елена Глинская. Власть и любовь. Книга 1 - Александр Михайлович Козлов

«Ранен! Почему ранен, а не истерзан медведем до смерти? — бесилась Анна Стефановна, чувствуя себя неотомщенной. — А коли не в лапах медведя пал, значит, судьбиной мне предназначено извести его своей рукой!» — и в отчаянии решилась на крайние меры: приготовила зелье, которое, как она надеялась, положит конец страданиям Василия III и откроет для ее дочери путь к полноправной власти.

Ночью, когда Михаил Глинский прокрался в ее горницу, стараясь изо всех сил оставаться незамеченным обитателями окольного терема, Анна Стефановна передала ему пузырек с ядом:

«Скажи Елене, что снадобье сие подействует скорше, нежели гной в ране великого князя. Лекари ничего не восподозреют, а спишут все на жар телесный. Но великий князь испустит дух не от сей раны, а от моей руки — такова его расплата за мое унижение!»

Михаил Львович кивнул и, не проронив ни слова, поспешно удалился, едва переводя дыхание от волнения. В душе его бушевала тревога, ведь от успеха сего дела зависело его собственное будущее.

В подмосковном Воробьеве, в великокняжеских покоях, на смертном одре томился великий князь Василий III Иванович. Его лицо, искаженное муками, казалось безжизненным.

Елена, склонившись над ним, гладила его по заросшей щетиной щеке, а по щекам ее струились слезы.

«Государь мой, муж мой, — шептала она едва слышно, — я приготовила твое любимое кушанье — поешь, порадуй меня».

Василий едва заметно кивнул, не сводя с нее взгляда из-под тяжелых век. В этом взгляде тлели остатки прежней жизни. Ему совсем не хотелось есть, но он не мог отказать заботливой супруге, в чьих глазах читалось искреннее сочувствие.

Елена взяла блюдо с перепелиными яйцами, фаршированными лососем. Она собственноручно приготовила их, следуя указаниям матери.

«Открой рот, государь, насладись лакомством», — прошептала она, поднося яйцо к его губам, а в голове простучали слова матери, переданные дядей:

«Не жилец он боле, мукой страшной попусту страдает — помочь уйти, упокоиться с миром, значит, благое дело сотворить».

Великий князь подчинился. После второго яйца он закашлялся и покачал головой, показывая жене, что больше не будет.

Елена Глинская опустилась на колени у ложа Василия III и заплакала, шепча сквозь слезы:

«Прости меня, государь, умоляю, прости».

В ту ночь великий князь московский Василий III Иванович испустил дух. Лекари, осмотрев тело, только развели руками: жар, вызванный заражением крови, оказался слишком сильным. Никто не мог и подумать, что смерть государя была подстроена, что в ней переплелись любовь, ненависть и жажда власти…

— Нет, — категорическим тоном ответила великая княгиня. — У меня иные планы на Авдотью.

Анна Стефановна озадаченно нахмурилась.

— Ты уверена в сем решении, голубушка? — осторожно спросила она.

— Не сомневайся!

Елена, нежно потрепав волосы Иоанна, передала маленького Юрия матери и поднялась с кресла. Затем подошла к окну и взглянула во двор.

За тяжелыми бархатными занавесями в воздухе кружились снежинки, создавая атмосферу зимней сказки. Но за этой красотой скрывалась суровая реальность: мороз укутал город плотной пеленой, превратив улицы в безлюдные пространства, где лишь редкие прохожие спешили укрыться от холода.

В детстве ее учили быть сильной и стойкой, несмотря на любые трудности. Строгое воспитание в семье, где каждый шаг рассматривался как стратегический маневр, закалило ее дух и подготовило к борьбе за свое место в этом жестоком мире. Теперь, оказавшись в центре придворных интриг, она понимала, что именно эти уроки стали основой для ее выживания во дворце.

В минуты слабости Елена задумывалась, действительно ли она готова к взятой на себя роли. С каждым днем бремя на ее плечах становилось все тяжелее, давя на душу невидимым грузом. Быть княгиней означало не только принимать решения, но и постоянно находиться под пристальным вниманием. Каждый шаг и каждое слово могли стать поводом для слухов, недовольства или зависти. Это знание терзало ее, не позволяя проявлять слабость даже в самые трудные дни.

Время от времени ей казалось, что все усилия не стоят того. Воспоминания о счастливых мгновениях, когда она могла оставаться просто женщиной, а не участницей дворцовых комплотов, настойчиво напоминали о себе. Увидев детей, Елена наполнялась решимостью, но одновременно и страхом. Не отнимала ли она у них нечто более важное — уверенность в себе и гармонию в этом неспокойном мире? Они смотрели на нее восхищенными глазами, полными доверия и любви. Именно это и заставляло великую княгиню крепче сжимать кулаки и подниматься с колен. Глядя на их беззаботные лица, она наполнялась новой энергией, которая помогала ей двигаться вперед, даже если от этой силы оставалось лишь слабое напоминание.

В моменты, когда она ощущала прилив сил, Елена становилась уверенной и властной, но внутренний голос продолжал шептать: «Что, если ты ошибаешься? Что, если не тебе суждено сидеть на этом троне?» Эти вопросы становились все настойчивее, и она понимала: слабость стала ее врагом. Ведь только сильный духом человек способен отдавать справедливые приказы. Страх потерять все, что ей досталось по воле покойного супруга, сжимал ее сердце, как пружина, готовая в любой момент выпустить гнев.

Ей приходилось скрывать переживания, прятать эмоции под маской уверенности. Но иногда, когда никто не видел, она позволяла себе быть уязвимой. В такие моменты у нее наворачивались слезы, но она не давала им пролиться. Мужества в ее душе намного больше, чем сомнений, и каждое утро она заставляла себя вставать, улыбаться слугам, одеваться в величественные наряды и выходить в мир, где каждый с нетерпением ждал, что она вот-вот споткнется.

Великую княгиню одолевал внутренний конфликт. Каждый успех только укреплял ее гордую осанку и придавал уверенности в себе, но за маской всегда скрывались дрожащие руки, которые иногда не могли совладать с грузом ответственности. Все чаще она мечтала о простых радостях: о тихом вечере с князем Телепневым-Оболенским или о прогулке без обязательств и привилегий.

Глубоко вздохнув, великая княгиня обернулась к матери:

— Я буду действовать хитро и терпеливо, как змея, ждущая добычу. Дам ей сначала вкусить безопасность, дозволю поверить, что она побеждает. А после, в час самый неожиданный, нанесу удар, коим сломаю ее навеки!

В ее глазах вспыхнул холодный огонь, и Анна Стефановна поняла, что гнев дочери — это сила, которую нельзя недооценивать.

Разговор прервала Агриппина Челяднина, которая вернулась немного запыхавшаяся.

— Возвратился Иван Федорович из Стародуба, — сказала она почти торжественно. — Служку посылала к нему на Знаменку, дабы разузнала, почему ко двору не явился. Оказывается, занемог в дороге — простудился сильно, велел