Повседневная жизнь паломников в Мекке - Слиман Зегидур

Аэропорт. 4 часа утра /9 часов.

Как проложить себе дорогу в толпе людей, идущих в совершенно разных направлениях? Одни ищут багаж, другие пытаются догнать супругов. Многие спят прямо на земле. Приходится пробираться так осторожно, будто боишься наступить на гнездо. Как исхитриться и не отдавить крошечные пальчики малыша, спящего рядом с матерью и не выпускающего изо рта ее грудь? Усталость и голод придают шагам еще больше неуверенности. Вот и банк. Люди гроздьями виснут на окошках, и еще придется ждать в очереди. К счастью, вид французских денег и зеленых билетов оказывает на биржевого маклера нужное действие. Деньги «неверных» не пахнут. Зато запах масла и чего-то жареного приводит нас в ресторан. Меню: отварной рис и жареная курица. Чай в пакетиках помогает проглотить кусок почти с удовольствием. За длинным столом мужчины с удрученными лицами жуют без всякого удовольствия. Швейцарец, отлученный на таможне от своих сыров, вознаграждает себя, уписывая местные творожные сырки. «Они лучше всего, пока не растаяли», — с серьезным видом высказывает он свое мнение.

Джидда стоит расходов. Говорят, что молитва, совершенная здесь, стоит 1700 молитв, а один дирхем — 100 000? Следовательно, нужно молиться. С еще набитыми ртами и пустыми взглядами правоверные выстраиваются рядами. «Аллах Акбар!» Это набожность без сосредоточенности, это совместное упражнение, лишенное раскаяния. Серьезная игра, общественное согласие.

Адская карусель чартерных самолетов загрязняет атмосферу и заглушает все жутким грохотом двигателей. Еще робкий утренний свет рождающегося дня придает панораме неожиданную четкость и рельефность. Постепенно становятся все более яркими и освещенными улицы этого лагеря, одновременно архаичные и футуристические. Город паломников выстроен бесчисленными аллеями, отделенными одна от другой анфиладами колонн, киосками с чаем и бутербродами, банками, офисами авиакомпаний. Турки, индонезийцы и бенгальцы с помощью рупора собирают своих заблудившихся соотечественников. Жители Магриба, африканцы и все те, кто прибыл из Европы, не знают, какому святому возносить молитвы в такой неразберихе; их накрывает волна шума, запахов, криков. На полу повсюду спящие люди.

Справочное бюро. Утопая в центре витрины, заполненной брошюрами, картами и книгами на дюжине языков, открыв рты, склонив головы на плечо друг другу, спят двое: старик и молодой. Лежащая рядом стопка бумаг придавлена пачкой сигарет, зажигалкой и надкушенным яблоком. Создается впечатление, будто вы находитесь в читальном зале исламской библиотеки. Подросток из Судана спрашивает, не открывая глаз: «Что вы ищете?» Оказывается, он не спит. У него паховая грыжа, которая сдавливается от долгого сидения, вызывая болезненное подергивание глаз. Почему бы ему не пойти в диспансер, который как раз открыт и находится за его спиной? «Аллах галиб!» (Аллах всемогущ), шепчет он, и приоткрывает глаза, чтобы бросить взгляд в угол, на случай, если кто-то вдруг окажется там и услышит. «У меня нет социальной страховки. А если я скажу, что мне плохо, то с этой работой можно будет распрощаться. А я и так работаю только три месяца в году, так что лучше помалкивать и с помощью Аллаха все обойдется. Чем я могу вам помочь?» Он объясняет, что для того, чтобы справиться с ежегодным потоком паломников, правительство привлекает к работе тысячи людей. Они каждый год приезжают из Африки и азиатских стран к последнему триместру мусульманского года — священному времени, когда паломничество достигает своего апофеоза. «Счастливчики» прибывают специальными чартерными рейсами перед началом хаджа и примеряют на себя амплуа административных работников, распространителей печатной информации, банковских служащих, медработников, дворников. На еду и сон в самое горячее время отводится четыре часа из двадцати четырех. В 1988 году чистая месячная зарплата составляла 700 реалов. Когда истекает срок контракта, они должны покинуть страну вместе с последним паломником без права остаться на отдых. И в следующем году они снова буду наниматься сюда на работу. Расставшись с иллюзиями по поводу стражей святых мест, они тем не менее сохраняют здоровое и крепкое чувство юмора. Нам объясняют, что флаги, закрепленные на полу, около которых спят группы людей, обозначают места, предназначенные для паломников из той или иной страны. Таким образом, у каждой нации здесь своя территория и примыкающий к ней диспансер и санузел. Согнувшись пополам, прижав одну руку к низу живота, а другой указывая в направлении этих групп, нам объясняют, что мусульмане из Европы или Америки должны держаться вместе. Иначе говоря, французы или французские эмигранты алжирского происхождения призываются под бело-зеленый флаг, а коренные европейцы, над коими простирается милость Аллаха, могут выбирать между турецким, пакистанским или марокканским знаменем. Двое чехов, бельгиец и «сырный швейцарец» бредут к марокканскому павильону. Французы, подчиняясь культурному соседству, предпочитают цвета Алжира. Вот он, реванш! Добросовестный до мозга костей араб предлагает каждому паломнику путеводитель и брошюру о святых местах и об их стражах. В традиционно французской расцветке и на французском же языке. «Читайте, читайте, — дружелюбно приговаривает он, — Бог даст (Ин та Аллах), там все, что пожелаете!»

Ну и зрелище! Люди спят так тесно, и их так много, что они похожи на стадо овец, а их скарб брошен на произвол судьбы. Паломники, которые уже не могут отыскать своих близких, медленно и тихо склоняются над каждым из спящих, заглядывая ему в лицо. А вон та растерявшаяся женщина никак не может найти туалет, но не осмеливается обратиться с вопросом к мужчинам. Кто-то догадывается, что ей нужно, и показывает куда идти. Вон та группа марокканцев, которые поначалу перепутали турецкую эмблему с христианским знаменем, поняли, наконец, что ошиблись, и с бурей негодования отправляются на поиски своей потерянной родины. Их шумная, но веселая компания мужественно преодолевает «препятствия» в виде спящих тел, будто играет в чехарду. Путешествуя по «территории» Алжира, они скандируют: «Аллах Акбар! Слава королю!» «Феодалы! Рабы! Сионисты!» — бормочет, поджав губы, кабил неопределенного возраста, разбуженный поднявшейся шумихой.

На стене, на огромном полотнище арабской вязью и английскими буквами написано: «медицинская помощь Алжира». Свет выключен. Никого. Ах, нет: над журналом, переворачивая страницы, склонился неясный силуэт. Член баасы — официальной «делегации», которая должна сопровождать паломников. Обычно она состоит из двух верующих, двух врачей и двух «техников», выполняющих самые разные функции.

Интересно, что честь создания этой официальной миссии принадлежит… Франции (по крайней мере, это было сделано в начале XX века для франкоговорящих стран). Скромно воздерживаясь от упоминания о том, что «старшая дочь церкви» была в течение десятилетий настоящей исламской державой, все же подчеркнем, что Франция, несмотря на свою светскость, постоянно наблюдает за тем, чтобы хадж проходил как должно. Прежде всего — из соображений политической осторожности.

Восстание, поднятое шейхом Бу Амамом на юго-востоке Алжира в 1881 году, было подготовлено в Мекке. Опасаясь посохов паломников, колониальные власти взяли ситуацию в свои руки. Привлечение специальной миссии и распоряжения, отданные французскими властями в 1917 году для обеспечения людей транспортом и защитой во время паломничества, были благосклонно приняты «потребителями». Открывая гостиницы для паломников, Третья республика^[43] защищала их от алчности торговцев.