Товарищ Павлик. Взлет и падение советского мальчика-героя - Катриона Келли

Спецпоселенцы представляли для властей особый источник беспокойства, поскольку предполагалось, что в их среде может возникнуть настоящее политическое сопротивление. Такого рода опасения имели свои основания. В сеть осведомителей, подписывавшихся бульварными псевдонимами вроде «Ласточка», «Знающий» или «Сигнализирую», иногда вербовались сами спецпоселенцы. Они доставляли устрашающую информацию о лицах, прячущих оружие, об их намерениях убить местного коменданта или надзирателя, о злорадстве по поводу убийств активистов и о нетерпеливом ожидании скорой войны, которая приведет к политическому перевороту.

Побеги с лесоповалов стали обычным явлением. В промежуток между концом октября 1931 и концом апреля 1932 года сбежали 426 человек, задержать из них удалось только 88. Беглецам помогало то обстоятельство, что торговля фальшивыми документами была хорошо налажена, и купить их в Тавде не представляло труда^[72]. Иногда спецпоселенцу не приходилось далеко ходить, чтобы добыть необходимые документы. В апреле 1931 года осведомитель сообщал, как на лесоповале «Васькин бор» одна женщина хвасталась: «У меня муж в Ленинграде рабочим, но у него благодаря знакомству с пред. С. Совета, имеются документы, что бедняцкого происхождения и теперь хлопочет обо мне и если не выхлопочет, что бы меня освободили отсюда, то постарается достать какие либо документы хотя фиктивные …я сама уйду, у меня есть удостоверение личности, что я не лишенка, не индивидуалистка тоже есть документ, все это документы достали от Пред. С. Совета».

Сотрудники ОГПУ и партийные чиновники решали разнообразные и противоречивые задачи. Они обязаны были своевременно реагировать на указания из центра, справляться с наплывом спецпоселенцев и исходившей от них политической угрозой, выполнять норму по раскулачиванию и сдаче зерна и скота в районе, где отсутствовали кулаки и где население было таким бедным, что подобные поборы приводили к полному опустошению. Кроме того, им приходилось осуществлять эту разрушительную политику на местах. Отчеты партийных органов и ОГПУ наглядно показывают, с какой аккуратностью местные чиновники выполняли свою бумажную работу и подчинялись циркулярам, — это выглядит особенно удивительным в такой далекой, дикой местности^[73]. Из материалов тех же дел становится очевидным, что чиновники понимали связь между экономическими лишениями и политическими беспорядками: например, в отчетах начала 1932 года они прямо связывают большое количество побегов со спецпоселений с плохими условиями жизни. Отсюда — попытки улучшить эти условия и уровень снабжения, которые предпринимались в конце 1931 — начале 1932 года.

Тем не менее, сам масштаб задачи делал серьезные улучшения невозможными. Даже за пределами спецпоселений условия жизни оставались ужасными. В начале 1931 года во всем Тавдинском районе не было соли. Хлеб пекли раз в месяц, так что он черствел и становился непригодным для еды. Полное отсутствие мыла приводило к эпидемиям чесотки, для лечения которой не хватало лекарств^[74]. Притом что партийные работники и сотрудники ОГПУ жили лучше большинства населения, их условия жизни тоже оставались незавидными, к тому же им приходилось тратить много усилий на борьбу с недостатками и дисциплинарными нарушениями своих коллег и подчиненных. Внутрипартийные разбирательства говорят о том, что основным видом досуга для большинства рядовых коммунистов было пьянство, иногда сопровождавшееся проявлениями вандализма и антиобщественного поведения, как, например, швыряние кирпичей или громкая игра на гармошке в общественных местах. В дополнение ко всему пышным цветом распустилась коррупция^[75].