Русские летописи и летописцы X - XIII вв. - Петр Толочко

Исключить подобного мы, разумеется, не можем, однако и преувеличивать исследовательские возможности такого историографического стереотипа вряд ли следует. Если уж и пользоваться им, то анализировать идеологическую позицию летописцев следует на текстах, приращивающих предыдущий летописный свод. Для автора «Повести временных лет» это главным образом статьи, повествующие о событиях, произошедших в годы киевского княжения Святополка Изяславича. Объективно это был не лучший великий киевский князь. Более популярным на Руси считался Владимир Мономах, однако из летописи сделать такое заключение невозможно. Святополк изображен в ней вполне благопристойно. Он не захватил отцовский трон силой, но сел на нем по праву отеческого наследия: «яко есть столъ преже отца его былъ». Не являясь фактическим организатором антиполовецких походов, в перечислении князей, принимавших в них участие, всегда стоит на первом месте. Аналогично представлена его роль в собирании княжеских съездов, в том числе и знаменитого Любечского. Описывая поражение русских дружин от половцев в 1093 г. под Треполем, летописец замечает, что «Святополкъ же стояше крѣпко» и отступил с поля боя лишь тогда, когда побежали его вои.

Сочувственно откликнулся летописец и на смерть Святополка. Он назван благоверным, по которому плакали бояре и дружина. Среди его заслуг особо подчеркнуто воздвижение церкви святого Михаила, в которой его и похоронили. Жена Святополка раздала столько богатств монастырям, попам и убогим, что это вызвало всеобщее удивление. «Яко дивитися всѣмъ человекомъ, яко такая милости никто же не сотворити».^[182]

Если бы не было известно, кто из печерских монахов-летописцев столь сочувственно относился к Изяславу Ярославичу, наверное, поиск автора «летописи Святополка» был бы затруднен. Но мы знаем, что им был Нестор. Его идейная приверженность братолюбию в князьях, покорению старшему в роде, убежденность в несправедливости низвержения Изяслава с великого киевского стола очень хорошо отражены в «Житии Феодосия». Не исключено, что это удивительное произведение было написано Нестором не без влияния Святополка, который после 1098 г. очень сближается с Печерским монастырем и, как полагал Д. С. Лихачев, становится деятельным сторонником его общерусских устремлений.^[183]

Традиционное представление о Несторе как летописце князя Святополка было оспорено Л. В. Черепниным. Согласно ему, Нестора можно считать человеком, сочувствующим Мономаху, и подходить к его труду следует как к произведению, задуманному вместе с Мономахом по вокняжении последнего в Киеве.^[184] Свой вывод Л. В. Черепнин обосновал ссылками на Печерский патерик, в котором во многих текстах заметно сочувствие Мономаху, а также анализом летописных статей «Повести временных лет» от 1111 по 1115 г., которые также вполне расположены к нему. Он даже полагал, что Нестор написал свою летопись к вышгородскому празднованию культа Бориса и Глеба в 1115 г. Видимо, на этой посылке о времени составления «Повести временных лет» и основаны приведенные выше рассуждения Л. В. Черепнина. В действительности Нестор закончил свой труд около 1110 г. (может быть, в 1113 г.), а последующие статьи принадлежат уже какому-то другому летописцу, несомненно расположенному к Мономаху.

Сколь бы убедительными ни были аргументы в пользу авторства «Повести временных лет» летописца Нестора, всегда остается место и для определенных сомнений на сей счет. Традиционный метод текстологического анализа не в состоянии дать аксиоматично точный результат. Исходя из этого, в последнее время для решения проблемы авторства киевской летописи начала XII в. привлечены данные статистики различных компонентов авторского стиля. Результаты этих исследований опубликованы в 1994 г., но почему-то остались не востребованы летописеведами.^[185] В первом очерке, озаглавленном «Кто был автором „Повести временных лет“?», содержатся такие выводы:

«Житие Феодосия» и «Чтение о Борисе и Глебе» стилистически очень близки между собой и бесспорно принадлежат одному автору.^[186]

Статьи 1051 и 1074 гг. «Повести временных лет» так же близки к «Житию Феодосия» и «Чтению», как эти агиографические произведения близки между собой. Отличия между этими памятниками столь незначительны, что «ставят под сомнение являющееся уже традиционным мнение о том, что Печерская повесть написана не Нестором».^[187] Очень высок уровень общности между «Чтением о Борисе и Глебе» и статьей 1015 г. Он даже выше коэффициента близости двух несторовых житийных текстов между собой. Факты, добытые путем применения новой методики, свидетельствуют о том, что основа летописной статьи 6523 г. создана Нестором.^[188]

В целом все четыре текста (Печерская повесть, летописная статья 1015 г., «Житие Феодосия» и «Чтение о Борисе и Глебе») демонстрируют высокую взаимную стилистическую общность и являются объективным свидетельством того, что созданы они Нестором.

Что касается недатированного введения к летописи, то оно, хотя и не столь близко к остальным текстам, все же не выпадает из общей стилистики, а следовательно, версия о Несторе как его авторе не лишена основания.^[189]

Исследуя вопрос авторства «Повести временных лет», следует иметь в виду, что она не дошла до нашего времени в своей оригинальной редакции. В современной летописеведческой литературе преобладает гипотеза А. А. Шахматова, согласно которой это произведение за короткое время было трижды подвергнуто редакции: Несторовой 1113 г., Сильвестровой 1116 г. и неизвестного автора 1118 г. Последний, согласно А. А. Шахматову и А. С. Орлову, был монахом Киево-Печерского монастыря, духовником или близкой к Мстиславу Владимировичу личностью.^[190] Новгородские и ладожские сюжеты указывают на то, что он определенное время проживал в Новгороде и в 1117 г. прибыл в Киев вместе с Мстиславом.^[191] Б. А. Рыбаков не исключает возможности видеть в этом редакторе самого Мстислава.^[192]