Маятник жизни моей... 1930–1954 - Варвара Малахиева-Мирович

С этим стихотворением Мировича далеких лет я проснулась сегодня. Тогда оно посвящалось другу-спутнику моему Михаилу – в один из периодов 12-летнего сопутничества нашего, когда – как ни пленял “храм”, который мы внутренно пытались воздвигнуть, как дело и как цель нашей жизни, я больше всего начинала чувствовать себя “залетной птицей” – вообще на этом свете. Такое чувство и сегодня. И не раз оно повторялось в течение длинной моей жизни. Вернее, оно всегда было со мной – если не в сознании, как в тот час, когда родились строки про “залетную птицу”, – подсознательно оно всегда было со мной.

Умер Лева Бруни^[856], хороший художник, хороший, чистый сердцем, чуждый мещанства человек. Встречалась я с ним в жизни мало, но всегда при встрече ощущался какой-то задумчивый, поверх быта и узколичных интересов луч. Так называемого личного счастья во всей полноте, кажется, ему не досталось. Да и кому оно “во всей полноте” достается! В нем было что-то детское. И наряду с этим какая-то затаенная дума. Унес ли он ее с собою туда, куда ушел третьего дня? Есть думы, которых нельзя до конца додумать в одной жизни. Нельзя додумать в условиях такой жизни, какова на этом свете наша, человеческая, жизнь. Хотела по старой привычке прибавить: “Да будет легка ему земля”. Но с некоторых пор мне в такой степени ясно, что слова эти так же неприменимы к развоплотившемуся человеку, как если бы кто-нибудь произнес их над его изношенными одеждами, которые надо сжечь – так как починить их уже было нельзя.

Земля да будет легка его жене, его детям – то есть да будет легко им ходить, работать, дышать на планете, называемой Землею. Кроме нее, у Отца нашего “обители многие суть” “иных пространств иного бытия” – и да будет радостно вхождение его, милого Левы Бруни, в обитель, ему назначенную. И хождение по ней, и все дальнейшие пути ему назначенные. Аминь.