Россия в годы Первой мировой войны. Экономическое положение, социальные процессы, политический кризис - Ю. Петров

Излишне доказывать, что план Ленина был нереалистичен. А между тем бывают времена, когда для взбаламученных масс утопии кажутся единственно возможной реальностью. Британский историк Роберт Сервис сравнил значение 10 ленинских тезисов с 95 тезисами Лютера, которые величайший проповедник пришпилил к дверям Виттенбургского собора ровно 400 лет назад. В обоих случаях делалась ставка на неистовство новой веры, овладевшей массами.

Впрочем, 4 апреля, выступая в Таврическом дворце перед большевиками участниками Всероссийского совещания Советов, Ленин произнес вполне здравую фразу: «Мы не шарлатаны. Мы должны базировать только на сознательности масс». Ленин понимал, что в народе нет никакого представления о социализме — нужна просветительская работа. Но возможен был и другой вариант развития событий: переложение доктрины на язык разрушительных инстинктов отчаявшихся толп.

Как бы то ни было, в Таврическом дворце бывшие сподвижники Ленина уверенно заявляли, что его предложения — «бред сумасшедшего». Плеханов выступил с саркастической статьей «О тезисах Ленина и о том, почему бред подчас бывает интересен». 6 апреля ЦК РСД РП(б) также не принял ленинские идеи. 7 апреля «Тезисы» были опубликованы в «Правде», однако на следующий день против их «разлагающего влияния» там же выступил Л.Б. Каменев. Лишь 14 апреля петроградская общегородская конференция большевиков одобрила ленинские тезисы, а 24–29 апреля их поддержала 6-я Всероссийская (Апрельская) конференция большевиков.

На конференции Ленину все еще противостояли многие видные большевики. При этом многие из них, особенно Л.Б. Каменев и А.И. Рыков, недоумевали, какие практические шаги вытекают из установки на социалистическую революцию, чему учить в связи с этим массы. Ленин между тем делал ставку на провоцирование смуты любым путем (разумеется, не заявляя об этом откровенно), набираясь опыта у бунтующей массы. Это по-своему понял Сталин, моментально, как нечто совершенно естественное, сделавший поворот на 180 градусов и даже высмеявший им же самим недавно поддерживаемый лозунг контроля над Временным правительством. Итак, первый же кризис показал, что нестабильность власти вызывает к жизни неведомые политикам силы.

Ленину «помогли» события, которых никто не ожидал. В известные времена ход событий определяют не инсургенты, а те упрямые политики, которые пытаются удержать безнадежную ситуацию под своим контролем. Опасность догматизма Милюкова заметили давно. Даже ближайшие сотрудники Милюкова по внешнеполитическому ведомству считали тактику взаимоотношений своего шефа с Петроградским Советом, с одной стороны, и союзными державами — с другой, «слишком прямолинейной». Но на Милюкова давили англичане, требовавшие ясности внутриполитической обстановки в России. 18 апреля Милюков заверил засомневавшихся послов союзных держав, что Временное правительство продолжит войну до победы. И в тот же день рабочие начали праздновать уже привычный Первомай (по новому стилю). О ноте Милюкова они пока не знали. Впрочем, Милюков постарался сделать все, чтобы ее не заметили. Увы, это не удалось.

Последующие события представляли собой характерное для революции соединение провокации и анархии, утопии и психоза. Социалисты готовы были проглотить «буржуазную» пилюлю, но кадетский ЦК призвал граждан выйти на улицы 20 апреля для поддержки правительства. Между тем в тот же день солдаты заговорили, что милюковская нота «оказывает дружескую услугу не только империалистам стран Согласия, но и правительствам Германии и Австрии, помогая им душить развивающуюся борьбу немецкого пролетариата за мир…» Пронесся слух, что идет распродажа «земель, леса и недр иностранным и своим капиталистам». «Милюков заварил такую кашу, которую ни ему, ни всему правительству не расхлебать…» — констатировали интеллигентные наблюдатели. Солдаты требовали отставки Милюкова и Гучкова и обещали прийти на помощь Совету с оружием в руках. Последовало хождение раздраженных толп к Мариинскому дворцу — резиденции правительства. Демонстрации шли вразнобой, агитаторы действовали с переменным успехом. Но страсти накалялись: появлялись плакаты «Долой Временное правительство!»

21 апреля с требованиями мира вышло на улицы столицы до 100 тыс. рабочих и солдат. Большевики утверждали, что около 3 часов дня на углу Невского проспекта и Екатерининского канала по толпе рабочих начали стрельбу гражданские лица, переодетые солдатами. Результат — трое убитых, двое раненых. Около 4 часов на Казанской улице также раздались непонятные выстрелы, были тяжело ранены двое солдат и одна женщина. На углу Итальянской улицы демонстрантов вновь обстреляли, рабочие ответили выстрелами. К вечеру стреляли на углу Садовой и Невского. Кто первым открывал огонь, выяснить не удалось. Не смогли даже точно подсчитать убитых и раненых.

21 апреля вечером в Москве также прошли манифестации. Некоторым казалось, что демонстранты оказали поддержку Временному правительству. Другие, напротив, сообщали, что «многие заводы прекратили работы», а на «митингах, происходивших к ночи, обнаружилась непримиримость “правительственников” с рабочими». Кадетская «Речь» не преминула намекнуть, что американский посол Френсис настаивает на энергичных мерах по наведению порядка.

«Известия Петроградского Совета» утверждали, что на Знаменской площади демонстрантам пытались перегородить дорогу грузовики с юнкерами. У Мойки на женщин-работниц напали студенты военно-медицинской академии и Института путей сообщения, врезавшиеся в толпу на автомобилях. В других свидетельствах упоминались автомобили с инвалидами, солдатами, офицерами, вольноопределяющимися с плакатами: «Ленина и компанию обратно в Германию». «Мне временами кажется, что Россия обратилась в грандиозный сумасшедший дом, в необъятных размеров Бедлам, или, может быть, я теряю рассудок», — записывал в дневнике Л.А. Тихомиров.

На события апреля 1917 г. повлияли и специфические внешние факторы. Союзники упорно давили на Временное правительство, требуя покончить с «двоевластием». Французы даже предлагали коллективный демарш, угрожая прекращением военных поставок в случае, если в России не будет покончено с революционной пропагандой. При этом французы подтверждали свои обещания о проливах и заявляли, что от своих целей в войне они не намерены отказываться. На этом фоне Милюкову хотелось бы выглядеть «достойно». С другой стороны, среди европейских социалистов в связи с революцией в России возросли надежды на «социалистический» мир без пресловутых «аннексий и контрибуций». Все это привносило дополнительную нервозность в поведение и Временного правительства, и руководителей Советов.

Впрочем, «пасхальные» события 1917 г. отнюдь не означали, что эскалация вражды приняла необратимый характер. Демонстранты послушно последовали указанию Совета о запрещении на два дня уличных шествий (скорее всего они прекратились бы сами собой). Ранее непримиримые к «буржуазии» социалисты обнаружили неожиданную сговорчивость, а самый пылкий их лидер И.Г. Церетели скоро стал министром в коалиционном правительстве. Суханов писал, что как политик он был «не только слеп, но и глух».

К этому времени выросло ощущение, что мировая война обернулась настоящей катастрофой гуманистического сознания. Люди перестали видеть иной выход из кровавого тупика, кроме жестокой расправы над его «виновниками». «Нет! Мало свободы и братства, / И таинства счастья — так зыбки!» — писал в апреле 1917 г. Валерий Брюсов. Всюду «ненависть и вражда», «человеческая глупость», — сообщали из провинции в это же время.