Сталинские коммандос. Украинские партизанские формирования 1941-1944 - Александр Гогун

В годы коллективизации, по сведениям итальянского ученого Андреаса Грациози, больше всего волнения затронули Украину, «где в 4098 выступлениях участвовали свыше миллиона крестьян, что составляло соответственно 29,7 % и 38,7 % от общего [по СССР] числа… В Украине, как и в других национальных республиках, в оплотах сопротивления слышались [и] националистические лозунги»^[184].

В 1929–1933 гг. большевики провели не только коллективизацию и раскулачивание, сопровождавшиеся депортациями, арестами и расстрелами. В ответ на сотни восстаний и тысячи выступлений, потрясших Великую Степь и Сибирь, были проведены усиленные хлебозаготовки, приведшие к Голодомору. Миллионы жертв сделали крестьян, в том числе и украинских, покорными, но полной лояльности власть не добилась. Это вызывало раздражение Сталина, писавшего Кагановичу и Молотову 18 июня 1932 г. о поведении задавленного им народа: «Несколько десятков тысяч украинских колхозников все еще разъезжают по всей европейской части СССР и разлагают нам колхозы своими жалобами и нытьем»^[185].

Неудивительно, что донесения Вермахта 1941–1942 гг. пестрили сообщениями о том, что мирные жители всей оккупированной территории СССР, особенно Прибалтики и Украины, встречали немецких солдат чуть ли не спонтанными народными гуляниями.

Документы советской стороны этого же периода, как правило, по понятным причинам определяли настроения населения как «ненависть к фашистским оккупантам», но иногда за линию фронта направлялись и сведения другого характера. Сидор Ковпак 5 мая 1942 г. писал Никите Хрущеву о тревожных для советской власти фактах: «Население [Путивльского] района [Сумской области] после отступления Красной армии было подавлено происшедшими событиями и террором немецких войск, а некоторые слои населения и ряд украинских сел были рады приходу оккупационных войск, враждебно были настроены к партизанам и к советской власти»^[186].

Различия в настроениях двух этнических групп на территории смешанного проживания восточнославянских народов отмечали и представители германских армейских разведывательных служб летом 1942 г.: «Наблюдается определенная разница в поведении украинского и русского населения. Русские в большинстве своем выполнили приказ большевиков об эвакуации. Значительная часть украинцев противилась насильственной мобилизации и часто могла уменьшить количество утаскиваемого (т. е. эвакуируемого вглубь СССР. — А. Г.) скота. Оставшиеся русские более боязливы, нежели украинские жители… Население сперва относится [к Вермахту] сдержанно и выжидательно»^[187].

Помимо распространенности антисоветских настроений важную роль сыграл географический фактор. Как пишет английский исследователь Ричард Овери, «в пространных степях средней и южной Украины практически не имелось никаких пригодных убежищ… Соединения партизан, которые посылали в эти регионы, чтобы они с помощью агитации получали поддержку, выслеживались и уничтожались»^[188]. При всем этом советские органы на протяжении 1941–1942 гг. упорно пытались организовать партизанскую борьбу в чистом поле.

Например, согласно данным НКВД, на территории Одесской, Каменец-Подольской, Днепропетровской и Запорожской областей до осени 1941 г. включительно было оставлено или заслано 7478 человек для партизанской и диверсионной деятельности^[189]. А на 1 марта 1943 г. в этих четырех областях не было ни одного партизана, находившегося на связи с УШПД^[190].

Усложняли деятельность украинских партизан не только условия ландшафта, но и то, что этот регион был сравнительно экономически развит: в частности, в Украине существовала относительно густая сеть железных, шоссейных и грунтовых дорог.

Эти коммуникации немцы весьма активно использовали в летнеосенней кампании 1942 г., в результате которой последовали изменения в положении украинских партизан.