Каирская трилогия - Нагиб Махфуз

— Ты и Будур садитесь на заднее сиденье…

Камаль отступил на шаг и открыл заднюю дверцу автомобиля, склонившись наполовину, как делают слуги. Вознаграждением ему была улыбка и слова благодарности по-французски. Он подождал, пока сядут Будур и его возлюбленная, затем закрыл дверцу и уселся сам рядом с Хусейном. Хусейн ещё раз нажал на клаксон, посмотрев в сторону дома, и оттуда тотчас вышел привратник, неся маленькую корзинку, и поставил её рядом с сумкой Камаля между ним и Хусейном. Последний засмеялся и постучав пальцем по сумке и корзине, сказал:

— Какая польза от путешествия без еды?!

Машина взвизгнула и тронулась в путь. Когда она проезжала по улице Аббасийя, Хусейн Шаддад сказал Камалю:

— Я узнал многое о тебе, и сегодня могу добавить к этим сведениям новые, касательно твоего желудка. Мне кажется, что несмотря на свою худобу, ты обжора. Интересно, ошибаюсь ли я?

Камаль улыбнулся, счастливый, насколько только можно было это вообразить себе, и ответил:

— Подожди, пока сам не увидишь…

Одна машина везла их всех вместе, и это было сложно представить себе даже в самых дерзких мечтах. Камаль слышал, как его потаённые желания нашёптывали ему: «Если бы ты сам сел на заднее сиденье, а она — на переднее, то твои глаза смогли бы всю дорогу и без всякого надзора, насыщаясь взглядом на неё. Но не будь жадным и неблагодарным, лучше преклони колени в знак признательности и хвалы Аллаху. Освободи свою голову от разных мыслей, очисть себя от потока страстей и живи всей душой настоящим моментом. Разве не стоит один такой час всей жизни или даже больше того?»

— Я не мог позвать Хасана и Исмаила в эту нашу поездку!

Камаль вопросительно поглядел на него, не говоря ни слова. Сердце его колотилось от радости и смущения за то, что он так отличался от них сейчас. Хусейн же продолжил извиняющимся тоном:

— Машина, насколько можешь заметить, не может вместить всех…

Камаль тихо сказал:

— Это ясно…

Его друг с улыбкой добавил:

— И раз уж пришлось делать выбор, то выбирай того, кто больше всего похож на тебя самого. Без сомнения, наши стремления в этой жизни близки. Не так ли?

На лице Камаля отразился восторг, что переполнял его сердце, и он ответил:

— Ну да…

Затем, уже рассмеявшись:

— Только я удовлетворяюсь духовным путешествием, а ты не успокоишься, пока твоя духовная поездка не позволит тебе объездить весь мир…

— Разве ты не жаждешь путешествовать по всем уголком мира?

Камаль немного задумался и вымолвил:

— Мне кажется, что я от природы склонен к постоянству, словно от одной только мысли о путешествиях уже дрожу. Я имею в виду всю эту суматоху и волнение, а не различные виды, достопримечательности и тягу узнать новое. Мне бы хотелось, если бы это было возможно, чтобы не я, а весь мир облетел вокруг меня!

Хусейн Шаддад засмеялся в своей душевной, покоряющей сердца манере, и сказал:

— Тогда стой в кабине воздушного шара, если можешь, и гляди на землю, что вертится у тебя под ногами!

Камаль какое-то время любовался ласковым, притягательным смехом Хусейна, и тут на ум ему пришло лицо Хасана Салима, и он принялся сравнивать эти две версии аристократизма: один из них отличался мягкостью и доброжелательностью, а другого характеризовали высокомерие и сдержанность. Но при том оба они были величественными. Камаль сказал:

— К счастью, путешествия разума не требуют никакого транспорта…

Хусейн Шаддад вскинул брови с некоторым сомнением, хотя и не стал развивать эту тему, радостно заметив:

— Сейчас самое главное — что мы совершаем короткую экскурсию все вместе, и что наши стремления в этой жизни близки…

Вдруг сзади раздался нежный голос:

— Короче говоря, Хусейн вас любит, как любит и Будур..!

Эта фраза, благоухающая ароматом любви, произнесённая под аккомпанемент её ангельского голоса, проникла в его сердце и подняла его в небо в опьянении от экстаза. Словно волшебная мелодия, внезапно прозвучавшая в середине песни сверх привычных ожиданий слушателя, и поместившая его состояние между разумом и безумием. «Возлюбленная рассеянно играет словами любви, окропляет ими тебя, не подозревая о том, что обаряет магнием пылающее сердце». Он снова вызвал в памяти отзвук её голоса, чтобы вернуть струнам своего сердца резонанс любви. Любовь — старинная мелодия, однако кажется удивительно новой при достойном исполнении. «О Боже!! Я погибаю от избытка счастья».

Хусейн, комментируя слова своей сестры, сказал:

— Аида переводит мои мысли на свой особый женский язык…

Машина помчалась по Сакакини, а оттуда на улицу Королевы Назли, затем Фуада Первого, а оттуда уже со скоростью, которая по мнению Камаля была просто безумной, пронеслась в сторону Замалека:

— На небе собрались тучи, но нам нужно совсем немного, чтобы устроить себе великолепный пикник у пирамид.

Снова послышался нежный голосок, который, казалось, обращался к Будур:

— Подожди, пока мы приедем к пирамидам, а там уж сиди рядом с ним сколько хочешь…

Хусейн со смехом спросил её:

— Будур, что ты хочешь?

— Она хочет сидеть рядом с твоим другом…

«Твоим другом! Почему она не сказала: „С Камалем?!“ Почему бы не осчастливить имя, о чём даже не смел мечтать его владелец?»

Тут Хусейн заговорил с ним:

— Вчера папа услышал, как она спрашивала: «Uncle Камаль поедет с нами к пирамидам?», и он задал мне вопрос, кто такой этот Камаль. А когда я ответил, он спросил её: «А ты хочешь выйти замуж за uncle Камаль?», и она совершенно непосредственно ответила: «Да!».

Камаль обернулся назад, однако девочка отодвинулась назад, прижавшись к спинке сиденья,