Каирская трилогия - Нагиб Махфуз

Дьё, и что присутствует на мессе и поёт гимны? Но она же мусульманка! Мусульманка, несмотря на то, что не знает об исламе ничего, достойного упоминания! И что ты об этом думаешь? Я люблю её, люблю вплоть до обожания, и люблю также её религию, несмотря на угрызения совести. Я сознаюсь в этом, и прошу прощения у Господа!..»

Хусейн указал рукой на окружающие их красоту и великолепие, и сказал:

— Вот что по-настоящему влечёт меня. Ты же — обезумел от своего патриотизма. Сравни эту величественную природу с демонстрациями, Саадом и Адли, с грузовиками, набитыми солдатами!

Камаль с улыбкой сказал:

— И природа, и политика замечательны!..

Хусейн неожиданно спросил, словно эта смысловая ассоциация только что напомнила ему о чём-то важном:

— Я чуть не забыл: твой лидер подал в отставку!

Камаль лишь грустно улыбнулся, но не ответил, однако Хусейн, намеренный спровоцировать его, сказал:

— Подал в отставку, потеряв Судан и Конституцию, ну как?!

Камаль спокойно ответил, что было неожиданно для него в подобных обстоятельствах:

— Убийство сэра Ли Стака было ударом, направленным против правительства Саада…

— Позволь мне повторить тебе слова Хасана Салима: «Эта атака — проявление ненависти, питаемой некоторыми, в том числе и убийцами, к англичанам. И Саад Заглул первый несёт ответственность за разжигание этой ненависти!».

Камаль подавил в себе ярость, которую возбудило в нём мнение Хасана Салима, и спокойным тоном, обязательным в присутствии возлюбленной, произнёс:

— Это точка зрения англичан. Ты разве не читал телеграмм, что напечатаны в газете «Аль-Ахрам»? Неудивительно, что её повторяют либералы-конституционалисты. Среди достижений Саада, которыми он гордится, это вызванная им ненависть к англичанам…

Тут вмешалась Аида, которая с упрёком или скорее предупреждением, сверкнувшим в её глазах, и разбавленным очаровательной улыбкой, спросила:

— Мы здесь ради пикника или разговоров о политике?

Камаль показал на Хусейна и оправдываясь заявил:

— Здесь есть ответственный, тот, кто поднял эту тему…

Хусейн засмеялся, прореживая свои шелковистые чёрные волосы тонкими пальцами:

— Я только подумал о том, чтобы высказать тебе мои соболезнования по поводу отставки лидера, только и всего!

Затем спросил уже серьёзным тоном?

— А разве ты не принимал участия в судьбоносных демонстрациях, которые проходили в вашем квартале во времена революции?

— Я был тогда несовершеннолетним!

Тоном, не лишённым мягкой иронии, Хусейн заметил:

— В любом случае, твоё нахождение в лавке, где продавали басбусу, следует считать участием в революционных событиях!

Все рассмеялись, включая Будур, подражавшую им. Этот квартет состоял из двух рожков, скрипки и свистка. Спустя минуту, когда они замолчали, Аида, словно выступая в защиту Камаля, сказала:

— Достаточно и того, что он потерял брата!..

Камаль, испытывая чувство гордости, зашевелившейся в его сердце, и подкреплённой их симпатией, заявил:

— Да, мы потеряли самого лучшего члена нашей семьи…

Аида с интересом спросила его:

— Он учился на юридическом… Не так ли? Сколько было бы ему сейчас, если бы он остался жив?

— Ему было бы двадцать пять…, - и уже тоном сожаления… — Он был гением во всех смыслах этого слова…

Щёлкнув пальцами, Хусейн сказал:

— Был!.. Вот каков результат патриотизма. И как ты можешь после этого всё-ещё цепляться за него?

Камаль улыбнулся:

— Придёт время, когда всех нас будут упоминать в прошедшем времени. Но есть разница между одними покойными и другими!

Хусейн снова щёлкнул пальцами, не сделав никакого комментария. Казалось, он не находил больше смысла в разговоре. Что же втянуло их в разговор о политике? Камаль не находил в ней ничего забавного; партийная вражда отвлекала людей от англичан. «Долой всё это! Тот, кто вдохнул запах рая, не должен отягощать своё сердце земными заботами даже на мгновение. Ты шагаешь по пустыне в компании Аиды вблизи пирамид. Так задумайся хорошенько об этой прекрасной истине и кричи об этом вслух, чтобы тебя услышали даже те, кто строил пирамиды. Любящий и его возлюбленная идут вместе по песку, и смятение любящего настолько велико, что его почти несёт ветер. Его любимая же забавляется, считая камешки. Если бы любовный недуг был заразным, я не стал бы возражать против боли. Ветер шевелит края её платья, проникает в ореол её волос и в глубины лёгких… Разве есть более счастливое зрелище? Души влюблённых витают над пирамидами, благословляя эту процессию, восхищаясь любимой и жалея любящего, повторяя на языке времён: „Только любовь сильнее смерти“. Ты видишь её на расстоянии нескольких пядей от себя, но на самом деле она как горизонт, который ты представляешь себе, прикладывая руку к земле, хотя она парит на седьмом небе… Как хотела бы моя душа прикоснуться к её ладони во время этой прогулки, но кажется, ты покинешь этот мир до того, как сможешь прикоснуться к ней. Почему ты не наберёшься смелости, не бросишься к следам её ног и не поцелуешь их?… Или не наберёшь из них горсть песка, чтобы сделать его амулетом, связывающим с любимой, и защищающим тебя от страданий любви бессонными ночами, полными раздумий?.. О горе тебе!! Все признаки указывают на то, что единственной связью с возлюбленной будут восхваляющие её гимны или безумие. Так пой или сойди с ума…»

Он нащупал маленькую ручку, которая потянула к себе его руку, прося его взять её на руки, и наклонился к ней, затем поднял перед собой, однако Аида возразила:

— Нет, нет. Нас уже начала одолевать усталость. Давайте-ка передохнём немного…

Они уселись на скале у самого склона, ведущего к сфинксу, в том же порядке, в каком пришли. Хусейн вытянул ноги, закопав пятки в песок. Камаль сел, положив ногу на ногу, и прижимая к себе Будур. А Аида села слева от брата, взяла расчёску и принялась расчёсывать волосы и поправлять пальцами чёлку.

Хусейн скользнул взглядом по феске Камаля и критическим тоном спросил: