Последнее лето перед революцией - Анна Михайловна Пейчева

в Америке. Везде тот же туман и такое же буйство, с обязательным боем, – кто под руку попадет. В Москве – не лучше: бой на улицах, бой дома. Знаменитая иностранка, несмотря на свое увлечение «коммунизмом», покинула, наконец, гостеприимную страну. Интервьюерам, в первом европейском городе, она объявила, что «муж» уехал на Кавказ, «в бандиты»…

Но Есенин не поступил «в бандиты». Он опять женился… на внучке Толстого. Об этом его прыжке мы мало знаем. Кажется, он уже начал спотыкаться. Пошли слухи, что Есенин «меняется», что в его стихах – «новые ноты». Кто видел его – находил растерянным, увядшим, главное – растерянным. В стихах с родины, где от его дома не осталось следа, где и родных частушек даже не осталось, замененных творениями Демьяна Бедного, – он вдруг говорит об ощущении своей «ненужности». Вероятно, это было ощущение более страшное: своего… уже «несуществования».

И вот – последний Петербург – нет, «Ленинград»: комната в беспорядке, перерезанные вены, кровью написанное, – совсем не гениальное, – стихотворение, и сам Есенин на шнурке от портьеры…

Нетронутая культурой душа, как есенинская, – это молодая степная кобылица. На кобылицу, если хотят ее сохранить, в должное время надевают узду. Но тут-то как раз никаких узд для Есенина и не оказалось. Понять нужду в них, самому искать, найти, в такое время, – как он мог? А перед инстинктом – лежало открытое поле. Не диво, что кобылица помчалась вперед, разнесла, растоптала, погубила все, что могла, – вплоть до самой себя.

На Есенине это ярко и просто: пил, дрался, – заскучал, повесился. Примитивный рисунок всегда нагляднее»193.

Гиппиус и Мережковский

Сама Зинаида Гиппиус и ее муж Дмитрий Мережковский с воодушевлением встретили Февральскую революцию и с ужасом и отвращением – Октябрьскую:

«Какому дьяволу, какому псу в угоду,

Каким кошмарным обуянный сном,

Народ, безумствуя, убил свою свободу,

И даже не убил – засёк кнутом?» 194

Супруги сумели сбежать из России в конце 1919 года. Поселились в Париже, организовали там влиятельное литературное общество «Зеленая лампа», выступали с лекциями по всей Европе, публиковали сборники. Эмигрантская жизнь Гиппиус и Мережковского была насыщенной и интересной.

«Зеленая лампа» навсегда оставила теплый свет в сердцах творцов, потерявших родину: «Каждое воскресенье от 4 до 7 часов пополудни у них происходили традиционные собрания писателей. Мережковские всегда интересовались новыми людьми. Если кто-нибудь из еще неизвестных им «молодых» выпускал книгу или обращал на себя внимание талантливым выступлением на каком-нибудь литературном собрании, существовал «закон», в силу которого «новый человек» должен быть представлен Мережковским на рассмотрение. 3. Н. Гиппиус усаживала его около себя и производила подробный опрос: каковы взгляды на литературу и – самое решающее – как реагирует «новый человек» на общественные, религиозные и общечеловеческие вопросы.

Быть с Мережковскими – отнюдь не означало повторять их слова и разделять их взгляды. За «воскресным столом» постоянно возникали оживленные споры – каждый отстаивал свое. Случалось, что по тому или иному вопросу в меньшинстве оставались Мережковские.

Иногда Дмитрий Сергеевич и Зинаида Николаевна рассказывали о прошлом – о литературной их жизни тех времен, о людях – Розанове, Сологубе, Блоке, Андрее Белом и т. д. Для большинства «зарубежного поколения» петербургский период был уже сказочной страной и молодежь очень любила слушать такие рассказы»195.

Однако вскоре после начала Второй мировой войны Мережковский совершил поступок, который так ему и не простили: выступил по германскому радио с призывом бороться с большевизмом. Зинаида Гиппиус, узнав об этом выступлении, была не только расстроена, но и напугана. После единственного эфира Мережковского обвинили в сотрудничестве с Гитлером, и супруги оказались в полной изоляции – остальные русские эмигранты разорвали с ними все отношения. Наступили нищета и забвение. Дмитрий Сергеевич скончался в декабре 1941 года, Зинаида Николаевна – в сентябре 1945-го.

Серебряный век русской поэзии тихо угас вместе с ними – в доме одиннадцать по Авеню де Колонель Бонне, в лучшем районе Париже, фешенебельном шестнадцатом округе, где справа – Эйфелева башня, слева – Булонский лес, а до садов Трокадеро с чудесными фонтанами – рукой подать.

Роман Дмитрия Мережковского “14 декабря” и незавершенные воспоминания Зинаиды Гиппиус о муже.

Зинаида Гиппиус “Живые лица. Воспоминания”. Книга издавалась в Париже и Праге в 1925 году, в России опубликована только в 1991 году.

Сергей Вавилов

Шестнадцатый округ Сергею Вавилову не по душе. В Болонском саду – давка, Гран-при, бега, ноги гудят бродить среди толпы.

Другое дело – спокойный книжный квартал неподалеку от Сорбонны, где Вавилов поселился в отеле Fayot. Лето 1935 года Сергей Иванович проводит в Европе. Ни дня не отдыхает – колесит по Польше, Италии, Франции, Германии, Австрии… Знакомится с работой оптических лабораторий и заводов.

К 1935 году Сергей Вавилов – крупнейший ученый, научный руководитель Государственного оптического института, директор Физического института имени Петра Николаевича Лебедева, член Академии наук СССР, депутат Ленинградского городского совета, председатель Комиссии по изучению стратосферы, председатель Комиссии по изданию научно-популярной литературы…

Но в своих дневниках он по-прежнему – тот самый искренний, преданный науке мальчишка, каким он был на Первой мировой. Пока он убежден, что советская власть поддерживает науку, – он поддерживает советскую власть: «Дело не в наших индустриальных успехах и не в наших громадных недостатках, а в том, что в самом деле привилегированных у нас не осталось, что у нас деньги просто несерьёзный вопрос, что у нас безбрежное море впереди весёлой работы»196.

Он все время в движении, его опять несет по рельсам, как тогда, в 1916-м. Но сейчас наш герой уверен: этот локомотив непременно привезет его на нужную станцию.

Вавилов еще не знает, что впереди его снова ждет большая катастрофа. В 1940 году его брата, талантливейшего генетика и ботаника Николая Ивановича Вавилова, арестуют по ложному доносу и уморят голодом в тюрьме. Накануне ареста Сталин скажет Николаю: «Ну что, гражданин Вавилов, так и будете заниматься цветочками, лепесточками, василёчками и другими ботаническими финтифлюшками? А кто будет заниматься повышением урожайности сельскохозяйственных культур?»197

13 августа 1940 года дневник Сергея заполнится отчаянием и горем: «За эти дни столько перемен и самое жестокое несчастье. У брата Николая 7-го на квартире был обыск. Сам он сейчас во Львове. Значит, грозит арест, значит рушится большая нужная жизнь, его и близких! За что? Всю жизнь неустанная бешеная работа для родной страны, для