Николай и Александра - Роберт К. Масси

В конце прошлого столетия жизнь обитателей многочисленных русских городков и селений стала менее однообразной. Этому способствовало появление «чугунки». В те годы темпы строительства железных дорог в России были выше, чем в любой из стран Европы. Как и на американском Западе, железные дороги покрывали огромные расстояния, соединяя села с городами, промышленные предприятия с рынками сбыта.

Сев в уютное купе в Москве, путешественник мог, прихлебывая чай и разглядывая проплывающие мимо окна вагона снежные просторы, в тот же день добраться до Санкт-Петербурга. В 1891 году по решению царского правительства началось строительство Великого Сибирского пути – Транссибирской магистрали, самой длинной в России железной дороги. Взяв начало на одной из восточных окраин Москвы, нитка пути, протянувшаяся на четыре с лишним тысячи миль, должна была соединить сердце России с Тихим океаном.

Как и ныне, в ту пору Москва была центром страны, узлом, где сходились железные дороги, водные пути, средоточием торговли и промышленности. Из небольшого поселения, обнесенного частоколом, каким она была в XII веке, Москва превратилась в столицу, священный град России. Именно здесь, вступив в 1547 году на престол, Иван Грозный заявил, что будет короноваться не как великий князь Московский, а как царь всея Руси.

В Москве насчитывалось «сорок сороков церквей». Над зелеными крышами вздымались в небо их голубые с золотом маковки. Вдоль широких улиц выстроились украшенные колоннами княжеские дворцы, особняки богатых купцов и мануфактурных магнатов. В лабиринте улочек и переулков стояли двухэтажные деревянные дома и домишки, в которых находили пристанище мелкие служащие и мастеровые. Зимой улицы скрывались под толстым слоем снега, весной утопали в грязи, а летом были покрыты пылью. Выходя на улицу, женщины и дети оглядывались по сторонам, чтобы не угодить под колеса экипажа или копыта отряда казаков, с гиком мчащихся наметом, точно ковбои, попавшие в провинциальный городок где-нибудь на Диком Западе.

В самом центре столицы на берегу реки возвышались облицованные красным кирпичом массивные стены средневековой цитадели, Кремля, символа русского могущества. То была не просто крепость, а целый город, который одному романтическому французу представлялся как бы воплощением всей России: «Этот своеобразный конгломерат дворцов, башен, монастырей, часовен, казарм, арсеналов и бастионов; это слияние передовой цивилизации и средневековья; этот конфликт между самым низменным материализмом и высотами духа – разве все это не истинная история России, эпос русской нации, тайная драма русской души?»

Москва была Третьим Римом, центром православия. Миллионы русских шли в православные храмы с горем и радостью. В величественных соборах крестьянки в ситцевых платочках оказывались рядом с княгинями в дорогих шубах и драгоценных украшениях. Люди всех сословий, и стар и млад, часами стояли со свечами в руках, душой и разумом постигая величие происходящего. Освещенные тусклым светом лампад, с икон в золотых окладах на них смотрели лики святых. На иконостасе, на митрах и крестах, на сияющих ризах иерархов церкви сверкали бриллианты, изумруды и рубины. Священники с окладистыми бородами проходили среди рядов прихожан, размахивая кадилами, в которых курился ладан. Богослужение представляло собой не продолжительное песнопение, а чередование гимнов, которые выводили своими могучими басами дьяконы. Ошеломленные величественным зрелищем и благоуханием, очищенные чудными звуками молитв, по окончании службы прихожане прикладывались к кресту в руке священника, который наносил им на лоб благовонным елеем знак Креста. Верующие испытывали в церкви самые разные чувства – от печали до восторга. Церковь учила, что страдание – благо, что невзгоды, боль и печаль – неизбежные спутники жизни. «На все Божья воля», – твердили русские и с помощью церкви старались обрести кротость духа и силу, которые помогли бы им вынести бремя их земного существования.

Несмотря на все свое великолепие и славу, в 1894 году Москва не была столицей Российской империи. Двести лет тому назад Петр Первый насильно оторвал Россию от ее древних славянских корней и попытался привить ей западноевропейскую культуру. На низменных невских берегах он построил новый город, решив с его помощью «прорубить окно в Европу». В болотистые земли были свезены миллионы тонн красного гранита, забиты тысячи и тысячи свай. Двести тысяч рабочих умерли там от лихорадки и истощения. Но до самой смерти в 1725 году Петр правил страной, пребывая в этом странном, искусственном городе, расположенном в восточной оконечности Балтийского моря.

Град Петра был воздвигнут на девятнадцати островах, соединенных между собой арочными мостами и разрезанных извилистыми каналами. На северо-восток от него простиралось огромное Ладожское озеро, к западу – Финский залив, куда впадала полноводная Нева, берущая начало в Ладоге. «Рассекая город пополам, молча и быстро несет свои холодные воды Нева, похожая на полосу стали, видом своим напоминая о просторах лесов и болот, давших ей начало». Над северным берегом вознеслись мрачные бастионы Петропавловской крепости, в центре которой стоял собор с колокольней, упиравшейся в небо своим золоченым шпилем высотой в четыреста футов. По южному берегу, облицованному гранитом, на три мили тянулась набережная, вдоль которой выстроились здания Зимнего дворца, Адмиралтейства, посольств иностранных держав и особняки знати.

Получивший название Северной Венеции, Вавилона снегов, Санкт-Петербург был европейским, а не русским городом. По архитектуре, стилю, нравам и мышлению он принадлежал Западу. Особенно заметными были здесь итальянские мотивы. Выписанные в Россию Петром I и его наследниками итальянские архитекторы Растрелли, Росси, Кваренги спроектировали величественные дворцы в стиле барокко, выкрашенные в красный, желтый, салатный, синий с белым цвета, разместив их среди прекрасных садов вдоль широких, уходящих вдаль проспектов. Даже менее внушительные постройки окрашивались, отделывались лепниной и украшались, точно в южных городах. Громоздкие казенные строения выглядели не такими массивными благодаря красивой формы окнам, балконам, портикам. Величественный Казанский собор в Петербурге представлял собой точную копию римского собора Святого Петра.

Несмотря на свой средиземноморский стиль, Петербург был северным городом, и, благодаря его географическому положению, изменение освещения в зависимости от времени года создавало неожиданные эффекты. Зимою рассветало чуть ли не в полдень, а темнело уже через пару часов. Студеные ветры и метели, не встречая на пути преград, обрушивали свою ярость на стены и окна дворцов, заковывали поверхность Невы в прочный ледяной панцирь. Иногда унылое однообразие зимы скрашивал погожий денек. Голубело усеянное серебряными блестками небо, кристаллики снега на ветвях деревьев, крышах домов и золоченых куполах храмов сверкали на солнце так ярко, что было больно глазам. Зима уравнивала всех. И царь, и министр, и священник, и мастеровой – все закутывались до самых глаз, а придя домой, тотчас кидались к кипящему самовару.

Если зима в Петербурге – темное время года, то летом света хоть отбавляй. Двадцать два часа в сутки светло, как днем. Лишь к одиннадцати вечера яркие краски тускнеют, вместо них появляется полусвет, отливающий серебром и перламутром. Полусвет этот окутывает город, и он засыпает. Но полуночники, взглянув на восток, могут заметить на небе розовую полоску – предвестницу нового дня. Летом в Северной столице бывает жарко. В распахнутые окна врывается ветерок, дующий с реки, принося с собой солоноватый запах моря и смолы, ароматы специй, стук колес экипажей, возгласы уличных разносчиков, перезвон колоколов расположенной неподалеку церкви.