От древнего Валаама до Нового Света. Русская Православная Миссия в Северной Америке - Дмитрий Григорьев

Митрополит Сергий (Страгородский) не начал, а продолжил путь приспособления Церкви к Советской власти, начатый Святейшим Патриархом Тихоном, который думая только о сохранении доступа верующим людям в Церковь и получения её благодатных даров, пошёл на попытку компромисса с воинствующей богоборческой властью.

Но гонение на Церковь и верующих усиливалось. Некоторые пошли в «катакомбы». А ведь просуществовать в катакомбах как церковь, даже как очень малая церковь, смогло лишь ничтожное количество духовенства и верующих. Советские спецслужбы, отдавая им печальное должное, были значительно эффективнее и технически оснащённее, чем таковые службы римских цезарей.

А некоторые, как например святой страстотерпец Тихон и последовавшие за ним «сергиане», жертвуя своими убеждениями и репутацией у тех, кто оказался вдали и на свободе, или у тех, кто был пленён и в цепях, пытались держать церковные двери открытыми для верующих. А также сохранили структуру церкви ко времени спадения с неё уз.

Известное послание митрополита Сергия (Страгородского) 1927 г., уже не говоря о том, что оно было вынужденным угрозой ареста и ликвидацией многих священнослужителей, было не совсем правильно истолковано. Фраза из этого послания: «Мы хотим быть Православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи»^[130], – особенно возмутила зарубежных церковных деятелей. Но ведь в ней «радости и успехи» относятся к родине, а не к Советскому Союзу. Митрополит даёт это понять противопоставлением женского рода мужскому.

Митрополит Сергий пошёл дальше святителя Тихона путём приспособления к Советской власти, вызвав серьёзные разногласия среди иерархов и верующих как в России, так и за рубежом^[131]. Можно по-разному относиться к его деятельности. Но, с точки зрения человеческого, земного суждения, если бы все архипастыри и пастыри приняли бы мученический венец или уехали заграницу, не осталось бы видимой церковной структуры на которой, при изменившихся внешних условиях, происходит восстановление Церкви.

Прот. Иоанн Мейендорф так высказывает эту мысль:

«…Но всё же этой ценой покупалась возможность богослужения в тысячах храмов, проповедь Слова Божия миллионам людей и воссоздание духовных школ.

Безразличные к заграничным заявлениям архиереев толпы народа имели снова доступ к таинствам, к древнему, законному, подлинному, каноническому Православию. В рядах епископата, духовенства и профессуры духовных школ находили место бывшие исповедники веры…»^[132].

Епископ Василий (Родзянко) в серии радиобесед «Русская Церковь в 20-м веке» в третьей беседе сказал:

«В 1927 году Митрополит Антоний (Храповицкий) написал скорбную статью, говорил о своём ученике и друге Сергии с явно проступавшими слезами. В письме ему уговаривал его не идти путём, которым пошёл, а «принять венец мученический».

Много позже, когда политические страсти разнуздались, Антоний писал в частном письме: «а у меня образ Сергия никак из сердца не выходит», а внуку Льва Толстого – Илье Ильичу, спросившему его о Сергии, в разговоре сказал: «Он делает там, что может, как я делаю здесь, что могу»^[133].

Святейший Патриарх Тихон рассматривал Временное Церковное Управление, созданное в 1920 году группой архиереев, эвакуировавшихся в конце Гражданской войны в Константинополь, именно как временное, организованное для помощи массе беженцев, оказавшихся за границей в результате революции и междоусобицы в России. Когда же Временное Управление самовольно взяло на себя прерогативы автокефальной церкви, активно вступило в эмигрантскую политическую жизнь и стало громко, от лица Русской Церкви призывать мир к борьбе с Советской властью и восстановлению царского престола в России, Святейший Патриарх Тихон вынужден был отмежеваться от Карловацкого Управления и дать указ о его закрытии. Управление же русскими приходами в Европе Патриарх передал митрополиту Евлогию, а в Америке – митрополиту Плато^ну.