За кулисами театра военных действий I - Виктор Владимирович Королев

не стрелял. Лишь слышно было, как у немцев лает собака, и стучат котелки: укрывшись за многими рядами колючей проволоки, кайзеровская пехота ужинала. Это означало, что сегодня атак больше не будет. Потому санитары и шли в полный рост.

— За брустверы головы не высовывать! — распорядился сержант, расставив отделение. — Всем поправлять стенки траншеи и чинить мостки! Противогазы держать у пояса по-походному! Рядовой Дженикс, за мной!

Родни вернулся с пулемётом «льюис» на плече. Обратился к тому из новеньких, который стоял ближе всех.

— Пойдешь ко мне вторым номером? Сержант разрешил любого взять. Если согласен, топай к нему за дисками, да сразу два бери!

Потом они обустраивали пулемётное гнездо, благо мешки с песком от предыдущего артналёта не очень пострадали. Лишь поправили бруствер да выложили ниши для боеприпасов и для себя. Родни — опытный боец, уже успел повоевать. Он достал из мешка большие белые таблетки, быстро скрутил из проволоки горелку, поставил на неё банку с фасолью — разогревать.

— Это сухой спирт. Горит без дыма, потому и разрешено в окопах. Пить не советую — это яд, таблетка прилипнет горлу, и будешь неделю мучиться.

Он казался старше всех лет на десять. Потом Родни рассказал, что ему двадцать шесть, он женат.

— Это Пистис, жена моя, а сыну Райану седьмой годик пошёл, — на фотографию сам ещё раз с любовью глянул и спрятал в карман кителя.

С Родни легко и надёжно, как с братом. С ним можно откровенничать, смеяться или спорить о чём угодно, его даже слушаться приятно.

— Давай-ка соорудим здесь сушилку. У тебя есть запасные обмотки? Переобувайся, пока нет дождя. А я к ребятам — помогу скамьи делать.

— Для чего скамьи?

— А где, по-твоему, они спать будут? Прямо на земле?

Он ушёл. Было слышно, как он поучает новичков:

— Каски новые, вы их грязью сверху обмажьте, чтоб не бликовали — не дай бог снайпер увидит…

Родни едва успел вернуться, как в траншее появился сержант. Он пришёл с подарком — с охапкой соснового лапника.

— Дно ветками застелите, не так грязно в траншее будет!

Ещё принёс банку каких-то консервов — презент от союзников. Уселись на скамье, вместилось всё отделение, плеснули ром в кофе. А консервы союзнические так и не открыли.

— Понятия не имею, что там. Может, и не еда вовсе. Кто-нибудь французский знает?

Новичок сказал тихо:

— Можно есть, не отравитесь. Это лягушачьи лапки в ткемалевом соусе.

— Ну, союзнички, вот петухи, у-ля-ля! — рассмеялись все. — Хотят за наши жизни лягушками расплатиться!..

Уходя, старшина отозвал Родни в сторонку, шепнул ему:

— На пять-тридцать назначена атака. Вы с напарником заступаете сейчас дежурными наблюдателями. Через два часа вас сменят, и до артподготовки можете отдыхать…

Какое счастье, что сегодня не стреляют. Они смотрели через две маленькие амбразуры на нейтральную полосу. С той стороны иногда взлетали ракеты, тени метались по изъеденному воронками полю, словно живые фигуры. И снова тишина.

— А вы давно на фронте? — молодой напарник наконец осмелился спросить у Родни.

— С мая, — тотчас отозвался тот. — Два месяца учили с пулемётом обращаться, потом ещё два знакомили с танками.

— Так вы танкист?

— Был. Недолго. Здесь же, во Фландрии, — он говорил отрывисто, не поворачивая головы. — Под Ипром. Недалеко от места, где мы теперь сидим.

— Говорят, много здесь погибло от газа?

— Это было. Много погибло. И ты, парень, запомни: горчичный газ пахнет сиренью. Как почуешь этот весенний запах, сразу противогаз надевай.

— А в танковом экипаже вы кем были?

— Башенным пулемётчиком. В левой башне. Тоже с «ЛЬЮИСОМ».

— В танке ведь безопасно, — новенький смотрел на Родни удивлённо. — Почему вам не понравилось там?

— Я не искал, где безопаснее. Знаешь, как мы называли свои танки? «Консервная банка, которую невозможно вскрыть» — вот как! Немцы нас до жути боялись, особенно поначалу. Но чем машина тяжелее, тем больше у неё уязвимых мест, знаешь такое правило? Автомобиль, танк или корабль — всё едино…

Родни помолчал, глянул на часы, продолжил вполголоса.

— Мы пошли в атаку на рассвете. Это был конец августа, уже и не помню точно число. Наш тяжёлый танк шёл среди первых. Командиры были уверены, что немцы не способны остановить таких бронированных гигантов. А мы встали…

— Вас подбили?

— Нет. Такую консервную банку никому не вскрыть: броня двенадцать миллиметров. А уязвимое место — банка-то полуслепая. Всю ночь лил дождь, нейтралка превратилась в болото, все, кто за нами шёл, завязли в грязи, а наш танк умудрился правым боком в яму завалиться. Выбраться не можем, зато для немчуры стали прекрасной мишенью. Вот они и начали нас долбить. Подойти им близко не даём, огнём из пулемётов отгоняем, так немцы прямой наводкой из пушек стали бить. Сначала они, а потом и свои…

— Свои-то зачем?

— Вот в этом вся беда, вся подлость войны, парень. Чтоб новый танк кайзеру не достался, вот зачем. А что восемь человек живых в этой раскалённой банке — вроде как и не имеет значения. Что им люди? Лишь бы врагу не перепало двадцать тонн железа, пусть и секретного. Короче, с двух сторон лупит по нам артиллерия, в лицо окалина летит, уши заложило, дышать нечем, патроны на исходе, вода кончилась. Вот тогда я и поклялся, что в пехоту уйду. Если, конечно, в живых останусь.

— И как же вы спаслись?

— Я сказал командиру, что ночью можно выбраться наружу и добраться до своих, чтобы хоть они прекратили огонь. Командир согласился и приказал мне отправляться, других желающих не нашлось. Как стемнело, я полез через нижний люк. Стреляли по мне снайперы, били немцы из пулемётов, из миномётов. Мёртвым притворишься, десять минут полежишь, потом дальше карабкаешься. Всю ночь полз, встретили так, словно я с того света вернулся.

— Остальные тоже спаслись?

— Не все. Двое погибли, остальных всех поранило. Они ведь ещё двое суток сидели в этой чёртовой банке, пока наши командиры решались на новую атаку. Нет, в пехоте лучше. Ты, парень, утром держись меня, не отставай. Я, видишь, какой везучий…

Зачавкали тяжелые шаги — смена шла по траншее.

— Сейчас нам с тобой и лавки пригодятся, — как-то устало пробормотал напарнику Родни. — А ты спрашивал, зачем. Ложись, парень, целых два часа у нас есть. Счастливых тебе снов!..

Утром, после часовой артподготовки, британские войска пошли в наступление. Рядовой Дженикс боковым зрением видел, что второй номер не отстаёт, держится рядом. Обрадованный Родни спросил на бегу:

— Я даже не спросил, как тебя зовут, парень?

Тот открыл рот, но ответить не успел. Вражеская пулемётная очередь скосила их