Облака на коне - Всеволод Шахов

Лозунг над карикатурой вещал: «1 августа 1934 года корабль В–7 должен быть в полёте». Внизу карикатура, не менее серьёзно, заключала: «Если не можете и не хотите работать – уходите. Дайте место другим».

– Ха–ха, другим… – Уншлихт показал ядовитую усмешку, – сколько там за квартал наняли? А план сколько? Вы же у Фельдмана замом были… не можете сказать? что, не знаете? Фельдмана убрали, вы согласились на эту должность…

– На начало тридцать четвёртого года в рабочем посёлке проживает четыре тысячи человек… – Флаксерман стал суетливо оправдываться, но поморщившийся Уншлихт дал знать, что не стоит продолжать, и пришлось смазано закончить, – …я вам неделю назад докладывал… на десяти листах… отчёт за полгода.

– Угу, докладывал он, а вот как другие докладывают, – Уншлихт дёрнул рукой в сторону карикатур, – что им нельзя доверять? ведь не кто–то там, а это люди, которые в Дирижаблестрое работают. А Дирижаблестрой, если вы забываете, закреплён за Главным управлением Гражданского воздушного флота, которым я руковожу уже почти год.

– Рисуют, сами не понимают чего… – Флаксерман неуверенно ворочал языком.

Уншлихт вопросительно посмотрел на Флаксермана.

– Причём здесь «Ка–Бэ Вэ–шесть» и поясные от них к «Вэ–семь»? На Нобиле, что ли, намекают? – Флаксерман бормотал и мотал головой.

– Кстати, Нобиле… Это правда, что специальные измерительный стенд для гидростатических испытаний уменьшенной модели «Вэ–шесть» за два года так и не сделали?

Флаксерман растерянно уставился на Уншлихта.

– Не понимаешь? – Уншлихт угрожающе подёргал уголками рта, – Нобиле у меня позавчера был… рассказывал… – Уншлихт закурил папиросу и стал чеканить слова, передавая разговор с Нобиле, – прорезиненная отечественная материя для оболочки «Вэ–шесть» с плохо изученными свойствами. Как поведёт себя после газонаполнения неизвестно. Для этого уменьшенную копию оболочки «один к тридцати» хотели сделать, прогнать на гидроиспытаниях, а уж потом пересчитать на реальные размеры. А стенда нет и что делать? Опять получим историю как с «Вэ–пять».

Флаксерман молчал.

– Молчишь? – Уншлихт затянулся папиросой, выпустил дым по направлению Флаксермана, – что? мне эти проблемы надо решать? Сроки все пройдены, нормальный процесс проектирования сорван. Нобиле с себя ответственность снимает. Как думаешь, как мне теперь было?

Флаксерман бестолково мотал головой.

– Ладно, товарищ Флаксерман, ты недавно на этой должности, понимаю, не можешь отвечать за предшественников, но, тем не менее, в курс дела надо входить… теперь тебе оперативные решения придётся принимать… это теперь твоя обязанность. А варианты есть… Ведущий конструктор Кулик решение предложил. Говорит, можно поставить шарниры и в те места киля, где у итальянцев были жёсткие соединения, возможно, удастся компенсировать неточности. Во время сборки всё выяснится. Ладно, сам принимай решение, это теперь твоя обязанность…

10

Борис вспоминал как на «В–5» пришлось аврально укорачивать киль. Надо же было так на стадии проектирования промахнуться. Вот тебе и иностранный опыт. А как мы надеялись на итальянцев: «уж у них–то… они–то знают… опытные». Удивительно, что те кивать в нашу сторону стали, мол, с вашим мнением считались.

Да и Трояни тоже хорош, только недавно признался, что с оболочками в Италии дело имел «постолько–поскольку», последние годы всякими небольшими заказами подрабатывал, а Нобиле уговорил сюда поехать. Только вот и они разошлись. Хотя, на самом деле, Трояни – инженер, с ним общий язык легко найти. Если грамотно всё растолковать, что я от него хочу, то понимает и помогает. Хитроват, особо не лезет в неизведанное. Пока всю нашу молодёжь не выслушает – решение не принимает.

С другой стороны, теперь ему за честь обставить Нобиле с его копией старого N–4. У Трояни мысль живая, вот и киль с обратным расположением предложил, и более новаторскую компоновку. Здесь в ДУКе гораздо интереснее. Нобиле разведчиков присылает, а они завидуют, открыто говорят: «У вас тут что–то новое, а нам всё суют итальянские чертежи двадцатых годов – перечерчивайте и ни шагу в сторону».

Да, странно получается, для нобилевского «В–6» надо, всего лишь, проект воспроизвести со старых чертежей, а мы для «В–7» хотя всё с нуля и проектировали, но в производстве опережаем.

Всё же, когда мысль новая и горячая, и есть чувство, что никто до тебя ничего подобного не делал – это стимулирует. Тут и желание огромное. Бывает придумал ночью – быстрее с утра бежать в КБ – быстрее на бумагу выложить, а потом прикинуть «что так – что не так». Тут и чувство опаски и гордость – «я придумал», показать сначала тому, кто не сразу отторгнет, а уж потом и на общее рассмотрение представить. Придумывать несложно. Когда уже прошёл по многим неизведанным дорожкам, когда уже имеется опыт и в неудачах, и в успехах, вот тогда чувствуешь, где запасные варианты припасти, а где смело ставить уже хорошо зарекомендовавший в работе узел. Конечно, набив шишки на этом поприще, можно хвастаться: «Создавать – это легко!» Тогда к твоему мнению прислушиваются, доверяют. Правда если человек – Инженер, то есть Изобретатель, не сможет он просто повторять за кем–то, он захочет идти собственной дорогой. Не знаю, наверное, каждый человек хочет быть уникальным. Другое дело, пробовать–то можно, только не увлечься уж слишком. Большой коллектив в неудачу завести очень неприятно. Тогда всех собак на тебя спустят. Это ведь посмотреть… какая ответственность – целая отрасль работает на твою идею. А идея–то может родилась за несколько дней. Конечно лукавлю… думал–то месяцами, а потом раз… и за несколько дней идея сформировалась… Да… целая отрасль.

В чём радость созидания? В уникальности человека? Желание быть выше других? Есть такое – себя не обманешь! Но ведь, смотришь порой, как токарь радуется, сделав деталь, придуманную тобой. Подумать только, он–то чего радуется? Спросишь – ответит: «Посмотри! Сможешь так?» Тут и задумаешься: вроде и сам умею на токарном станке работать, а иногда усомнишься, смогу ли так же хорошо сделать. А всё почему? Так ведь токарь каждый день, в основном, рутину делает, а вот увидел новую работу – такую ещё не делал – пробует – получается – и рад.

Да и в других отраслях, наверное, также: строитель видит – вот результат – дом выстроил. А кто выстроил? И улыбается внутренне – «я выстроил!» – постучит себя в грудь – «не зря жил на земле!» – радость созидания.

От резкого звона металла, Борис подскочил. Сзади послышалось шуршание. Борис осознал, что кто–то ещё был в помещении. Их большая комната, уставленная кульманами, не давала возможности уследить, кто мог здесь находиться. Так