Русская Прага - Наталья Командорова

«Какой я теперь русский писатель? — с горечью размышлял Аверченко незадолго до смерти. — Я печатаюсь главным образом по-чешски, по-немецки, по-румынски, по-болгарски, по-сербски, устраиваю вечера, выступаю в собственных пьесах, разъезжаю по Европе как завзятый гастролер…».

«Омываю свою грешную совесть…»

В марте 1924 года в газете «Эхо» было опубликовано интервью А. Аверченко о его впечатлениях от очередного турне по Румынии и Югославии, в котором за внешней формой легкого юмора просматривалось не только свидетельство востребованности и полнокровной жизни и творчества писателя пражского периода, но и поистине глубинные переживания Аркадия Тимофеевича. Корреспондент газеты К. П. Бельговский встретился с писателем в пражской гостинице «Злата Гуса», где, как обычно, остановился Аверченко сразу по возвращении.

Журналист застал писателя «за энергичным писанием многочисленных писем».

«— Уже за работой? — спросил Бельговский.

— Нет, это я принимаю еженедельную "ванну": омываю свою грешную совесть перед корреспондентами, — ответил с присущим ему юмором Аверченко.

— Вы только что вернулись из большого турне…

— Турне — это верно. Но почему же из большого? Всего два государства. Прошлый раз я объехал одним взлетом пять стран. Вот это турне! А сейчас — только Румыния и Сербия!..

— Говорят, в Румынии у вас были недоразумения?

— Ну уж и недоразумения. Просто хотели меня выслать из страны, как врага Румынии…

— А вы… действительно?..

— Даю вам слово, что нет! У меня столько своих дел, что еще быть чьим-нибудь врагом — это хлопотливо… "Постарался" русско-сербско-молдаванский шпион д-р Душтяк — сотрудник "Универсула": когда он напечатал свой донос — вся страна закричала, будто ее ножом ткнули… Но несколько умных дальновидных румын… сумели доказать, что меня обижать не следует. И я остался и дал еще ряд спектаклей по Бессарабии и Старому Регату…Исключительно горячее, благородное и бескорыстное участие… приняло в этом деле чехословацкое посольство во главе с посланником г. Веверка и первым секретарем д-ром Гавелка.

— Какие города вы объехали?

— Кишинев, Бендеры, Аккерман, Измаил, Рении, Болград, Бельцы, Килию, Галац и Букарест… Из Румынии я перепорхнул в Сербию…

— Что вы написали в последнее время?

— Роман "Игрушка мецената" и несколько рассказов. Роман вышел на немецком языке и выходит на чешском, сербском и венгерском…»

«Впереди… возвращение в Россию»

Однако, как бы ни был знаменит и востребован Аркадий Аверченко в европейских странах, размышления о России и всепоглощающее желание вернуться на родину жили в нем постоянно. Он об этом говорил и в своих выступлениях, и в личных беседах, и в интервью журналистам.

Журналист, литератор, критик, пражский корреспондент рижской газеты «Сегодня» Константин Павлович Бельговский, высоко ценивший произведения талантливого писателя, не мог в беседе с Аверченко обойти вниманием тему взаимоотношений Аркадия Тимофеевича с родиной — самую животрепещущую и ранимую для любого русского эмигранта тех времен. Журналист поинтересовался у Аверченко о перспективах выхода на русском языке романа «Игрушка мецената».

«— На русском!.. — огорченно воскликнул в ответ писатель. — Сейчас… иностранцы знакомятся с русскими писателями раньше русских. Я, например, написал комедию "Игра со смертью", и она ставится на каких угодно языках, кроме русского. В России я не могу ее поставить.

— Почему?

— Потому что советское правительство конфисковало в свою пользу все авторские писателей-эмигрантов. В таком же положении находятся Чириков, Сургучев, Арцыбашев и многие другие. Не обязаны же мы обогащать Третий интернационал. Да вот вам пример: выпустил я книгу по-русски: "Записки Простодушного". А Госиздат сейчас же выпустил ее в России. А выпущу я книгу на венгерском или чешском языке — и спокоен. Хотя некоторых и это не останавливает: мои рассказы в "Прагер Прессе" на немецком языке переводятся некоторыми варшавскими газетами на польский, а бессарабскими русскими газетами с польского обратно — на русский… Когда это было видно, чтобы русского писателя переводили на русский язык?!

— Ваши ближайшие планы на будущее?

— Я получил предложение от одной американской газеты сотрудничать; конечно, это опять перевод — но что же делать? Вероятно, придется ехать в Америку, но если возможно будет "говорить с места", то засяду с весны в Италии и буду в промежутках писать новый роман. Должен сознаться, что писание романа — превеселое занятие: нет никаких рамок, в которых поневоле заковывается небольшой рассказ. Ощущение воли и могущества — будто плаваешь в небольшой лодочке по необозримому океану, где миллионы путей, — поворачиваешь свою ладью куда хочешь, никто тебе не указ. А как подумаешь, что впереди еще возвращение в Россию, то… хорошо жить!..»

«Разучились мы смеяться…»

В марте 1924 года, давая интервью газете «Эхо», Аверченко еще был уверен, что перед ним — «необозримый океан» жизни и творчества с «миллионами путей», по которому ему предстоит плыть, «поворачивая свою ладью» туда, куда ему захочется. Конечным пунктом назначения он видел для себя — возвращение в Россию.

Но судьба распорядилась по-иному. Через год его не стало.

Аркадий Аверченко скончался в марте 1925 года в одной из пражских городских больниц. Его похоронили на Ольшанском кладбище, возле еще не достроенной в то время церкви Успения Богородицы. Провожала своего любимца в последний путь вся пражская колония русских эмигрантов. Говорят, он завещал перевезти свое тело в Россию.

В некрологе на смерть Аверченко Надежда Александровна Тэффи — прозаик, поэт, драматург, давнишний друг и соратник Аркадия Тимофеевича по работе в «Сатириконе» и «Новом Сатириконе» (постоянный автор с первого номера в 1908 году до закрытия журнала в 1918 году), — писала: «Многие считали Аверченко русским Твеном. Некоторые в свое время предсказывали ему путь Чехова. Но он не Твен и не Чехов. Он русский чистокровный юморист, без надрывов и смеха сквозь слезы. Место его в русской литературе свое собственное, я бы сказала — единственного русского юмориста.

Место, оставленное им, наверное, долгие годы будет пустым. Разучились мы смеяться, а новые, идущие на смену, еще не научились…»

По утверждениям некоторых исследователей, после своего переезда в Прагу Аверченко хотел встретиться с чешским писателем Ярославом Гашеком. Наверное, им было о чем поговорить. Ведь они очень импонировали друг другу и своим творчеством, и отношением к действительности, и поразительным чувством юмора, и блестящими литературными способностями.