Бенкендорф. Правда и мифы о грозном властителе III отделения - Ольга Игоревна Елисеева

Последняя фраза: "Откуда у чертей эта охота вмешиваться в людские дела, когда никто не просит их?" — очень пушкинская. Ею поэт наперед позволял себе оступиться. Он и и был благодарен, что спасся "особенною милостью Николы Чудотворца", но… "черти" продолжали вмешиваться…

"АТЕИСТ"

Была ли у императора уверенность в том, что его жест оценят? Во время следствия над декабристами он уже сталкивался с ситуациями, когда вещи, естественные для верующего человека, вызывали у неверующих только смех и ответное ожесточение.

Первым, кто открыл Николаю глаза на сокровенную суть слова "атеист", был, наверное, И.Д. Якушкин. Во время допроса выведенный из терпения император бросил: "Мы уже в другой раз ловим вас на лжи! Пусть вы не уважаете нас, но не можете не понимать, что скоро предстанете перед судом более высоким. И тогда Бог спросит: почему вы, дворянин, говорили неправду своему государю?"

Ответ был как ведро холодной воды: "Ваше величество, я атеист". Николай не совсем понял, что ему сказали. Потом прозрел. Если не веришь в Бога, значит, можно лгать, устраивать заговоры, предлагать "обе руки для убийства августейшей фамилии".

В гневе император не выбирал выражений, и минутами говорил такое, отчего у приближенных краснели уши. Павловская бешеная кровь толчками пульсировала у него в жилах. Те же вспышки ярости, те же порывы великодушия. Хорошо, что с Пушкиным он старался держаться ровно. А вот Бенкендорф видел его величество всяким. Что случилось бы, поговори государь с поэтом сразу по прочтении "Гаврилиады"?

Раскаяние Александр Сергеевич обнаружил уже на Кавказе, где, казалось, и старые друзья, и сосланные декабристы… Круг людей, способных вернуть его к ощущениям юности. Тем не менее даже упоминания о поэме приводили поэта в трепет. М.В. Юзефович вспоминал: "Во всех речах и поступках Пушкина не было уже и следа прежнего разнузданного повесы. Он даже оказывался, к нашему сожалению, слишком воздержанным застольным собутыльником. Он отстал уже окончательно от всех излишеств… Я помню, как однажды один болтун, думая, конечно, ему угодить, напомнил ему об одной его библейской поэме и стал было читать из нее отрывок; Пушкин вспыхнул, на лице его выразилась такая боль, что тот понял и замолчал. После Пушкин, коснувшись этой глупой выходки, говорил, как он дорого бы дал, чтоб взять назад некоторые стихотворения, написанные им в первой легкомысленной молодости… Он был уже глубоко верующим человеком".

К встрече с одесским приятелем В.И. Туманским в 1830 г. относил этот эпизод профессор Петербургского университета А.В. Никитенко. По его словам, Пушкин обнял старого приятеля А.С. Норова, на что Туманский язвительно заметил: "Ведь это твой противник. В бытность свою в Одессе он при мне сжег твою рукописную поэму". Речь шла о "Гаврилиаде". "Нет… — сказал Пушкин, — вижу, что Авраам Сергеевич не противник мне, а друг, а вот ты, восхищавшийся такою гадостью, настоящий мой враг".

С.А. Соболевский подтверждал: "Пушкин глубоко горевал и сердился при всяком, даже нечаянном упоминании об этой прелестной пакости". Точнее не скажешь. Пакость прельщала.

На Кавказе написан "Рыцарь бедный". Некоторые авторы считают его извинением перед Богородицей:

Возвратясь в свой замок дальний. Жил он строго заключен. Все влюбленный, все печальный. Без причастья умер он…

Но Пречистая сердечно Заступилась за него И впустила в царство вечно Паладина своего.

"Без причастья"? Думал ли Пушкин, что грех неотпустим? Или, действительно, имел в виду рыцарей-тамплиеров, которым даже на смертном одре запрещалось говорить о том, чему они стали свидетелями в ордене?

Намеренно сниженные фрагменты стихотворения — "не путем-де волочился он за матушкой Христа" — не позволяют полностью согласиться с мнением об извинении.

Несть мольбы Отцу, ни Сыну, Ни Святому Духу ввек Не случалось паладину, Странный был он человек.

Так что с "искренне верующим", пожалуй, стоит повременить. На собственный день рождения 26 мая 1828 г. Пушкин подарил себе неутешительные стихи:

Дар напрасный, дар случайный, Жизнь, зачем ты мне дана? Иль зачем судьбою тайной Ты на казнь осуждена? Кто меня враждебной властью Из ничтожества воззвал, Душу мне наполнил страстью, Ум сомненьем взволновал…

Считается, что Е.М. Хитрово передала эти стихи в 1830 г. митрополиту Филарету (Дроздову), который ответил "переиначиванием":

Сам я своенравной властью Зло из темных бездн воззвал…

Поэту хотелось "взять назад некоторые стихотворения, написанные… в первой легкомысленной молодости". На лице при упоминании "Гаврилиады" выражалась боль. Сжегший поэму Норов оставался другом, а те, кто распространял "прелестную пакость", — врагами.

Кем был государь? Удерживающим.

Принято считать, что сначала человек кается, а потом получает прощение. В истории с "Гаврилиадой" произошло обратное. Стоит задуматься: было бы возможно раскаяние, если бы прощение не состоялось?

"ЧЕТА МОЯ"

Существует еще одно мнение, которое трудно обойти вниманием. Якобы в "Гаврилиаде" поэт намекал на рождение великого князя Александра Николаевича (будущего Александра II) не от цесаревича Николая. Виновником торжества называют Александра I. Строчку из письма Пушкина Вяземскому: "До правительства наконец дошла Гаврилиада" — трактуют в современном смысле: "дошла", то есть догадались, поняли.

Цесаревич Александр Николаевич в гусарском мундире. Художник К.К. Гампельн

Тот факт, что слово в XIX в. не имело подобного значения, не считается весомым. Ведь в литературе около Пушкина порождается легенд едва ли не больше, чем породил о себе сам поэт. Утверждение, будто Пушкин "хорошо знал" внутренние перипетии дворцовой жизни, принимается на веру. Между тем что и откуда мог знать юноша в 1817 г., когда писался текст?

С царской семьей он тогда близок не был. Городские сплетни проникали в лицейский круг легко. Лицеисты, в отличие от учеников других привилегированных закрытых заведений, где насаждался культ августейшей фамилии, напротив, гордились духом вольности, выражавшимся, помимо прочего, и в пренебрежительном отношении к членам правящей династии. Кроме того, юноши жили в Царском Селе, в непосредственной близости от "чертогов", и считалось, что по этой причине они видят внутреннюю жизнь двора буквально через забор.

В воображаемом разговоре с Александром I, написанном опальным поэтом в Михайловском в 1825 г., император упрекал Пушкина: "…не щадя моих ближних, вы не уважили правду и личную честь даже в царе".