Боевая машина Гизы - Джозеф Фаррелл

6. Что касается возможного использования цилиндров с подводной лодки U-234 для транспортировки обогащенного урана, то следует отметить, что еще в марте 1945 г. американские инженеры, участвовавшие в Манхэттенском проекте, жаловались, что их запасы урана-235 составляли примерно половину от необходимой критической массы для производства бомбы — после трех лет интенсивных исследований и накопления урана. В связи с этим возникает еще один неприятный для общепринятой версии вопрос: откуда взялась вторая половина?

7. Любопытно, что примерно за неделю до капитуляции Германии одинокий самолет люфтваффе Ю-390 совершил рейс из Норвегии в США, приблизившись к Нью-Йорку на расстояние 12 миль, а затем вернулся в Норвегию, совершив 32-часовой беспосадочный перелет^[206].

8. Не менее интересен и тот факт, что американская атомная бомба, сброшенная на Хиросиму, никогда не испытывалась. Нам просто предлагают верить послевоенным историям, будто американцы сбросили свою единственную урановую бомбу на Хиросиму, не испытав ее — недальновидность и некомпетентность, непредставимая на этом этапе войны. А если бы бомба не взорвалась и японцы, упорно работавшие над созданием собственной атомной бомбы (по одной из версий, от успешных испытаний их отделяло несколько дней^[207]), нашли ее?

9. И последнее, но, возможно, самое важное. Как — в свете всего сказанного и сделанного — можно объяснить внезапную неспособность Гейзенберга, Хартека, Дибнера, Герлаха, Ганна и других создать бомбу, особенно с учетом того, что через неделю после известий о Хиросиме Гейзенберг дал верную оценку критической массы урановой бомбы и конструкции самой бомбы?

Другими словами, вся эта версия выглядит неправдоподобной. Причем не только «легенда» о нацистских НЛО, но и невероятное ускорение разработок союзников после окончания войны, которое кратко объяснил ученый и инженер Сэмюэл Годшмидт, участвовавший в работе над Манхэттенским проектом: «Мы просто были лучше». Но как в действительности объяснить, почему такое количество «блестящих физиков, в числе которых были лауреаты Нобелевской премии, вероятно, пали жертвой какой-то странной болезни, которая во время Второй мировой войны превратила их в некомпетентных растяп; что касается группы «Пенемюнде», то они создали самые большие в мире ракеты за очень короткий срок, но лишь потому, что увлекались космическими полетами. Однако с 1943 по 1945 г. та же самая группа «Пенемюнде», теперь значительно расширившаяся, похоже, страдала от той же «болезни», что поразила ученых, работавших над ядерным проектом — результатом полутора лет работы были одни лишь чертежи»^[208]. Как объяснить некомпетентность Гейзенберга, Оберта, Дибнера, Хартека, Герлаха, фон Брауна и других специалистов во время войны, загадочным образом мгновенно исчезнувшую — в случае с Гейзенбергом в течение недели! — после окончания войны?

В последние годы для ответа на эти непростые вопросы были выдвинуты несколько гипотез, в том числе очень важное предположение, что Гейзенберг практически в одиночку саботировал немецкие исследования, связанные с созданием атомной бомбы^[209]. По многим причинам я отвергаю это предположение — и не в последнюю очередь потому, что работа Гейзенберга была не единственным проектом в области ядерных исследований. По всей вероятности, доктор Дибнер возглавлял отдельный проект по созданию атомной бомбы в сотрудничестве с почтовым ведомством «Deutsche Reichspost» и в этом качестве поддерживал тесный контакт с таинственным бароном Манфредом фон Арденне, чей способ производства оружейного урана был не столько новым, сколько очевидным, хотя, как утверждает «легенда» союзников, трудным в реализации. Предложение Арденне было типичным инженерным решением проблемы постройки действующего ядерного реактора и защиты его от бомбардировок союзников: просто использовать большое количество центрифуг и масс-спектрометров для обогащения урана^[210]. Стандартное возражение звучит следующим образом: такое большое сооружение, размером с Ок-Ридж, неизбежно привлечет внимание воздушной разведки союзников, вслед за которой появятся бомбардировщики.

Но как это объясняет факты, приведенные в списке странных событий конца Второй мировой войны? Оставляя подробности для следующей книги, я рискну предложить наиболее приемлемое объяснение аномальным действиям войск и необычному поведению немцев и союзников незадолго до окончания войны и сразу же после окончания боев на европейском театре военных действий.