Москва – Севастополь – Москва. Часть 3. Делай, что должно - Маргарита Нерода

«Кому суждено сгореть… А коли и вытащат — только и останется, как тому танкисту, морфия в количестве — 'живым столько нельзя»…

Лодка причалила у каких-то мостков. Кого-то вынесли на берег, кто-то вышел сам. Раиса неглядя шагнула через борт и оказалась по пояс в воде, но не подумала о том, что стоило выбираться на мостки, просто вышла на сушу. Дно было песчаное. Где-то в черноте неба снова родился знакомый до тошноты рев.

— Ложись! — заорали рядом.

Раиса упала как учили, ничком, прижав кулаки к вискам, будто была в каске. Взрывы раздавались где-то впереди, выше по берегу. Опять отозвались зенитки. Потом рвануло совсем близко, да так, что посыпалась земля. Раису ударило в бок, показалось, что камнем. Сколько продолжалась бомбежка, она не знала, кажется, что не так долго. В Севастополе могло быть и дольше. Скоро она опять смогла подняться и оглядеться. Женщина, хватавшаяся за нее в лодке, лежала лицом вниз на песке. Раиса тронула ее за плечо — та не двигалась, в вялой руке не ощущалось пульса. Она была мертва. Может быть, задело осколком — в темноте не разглядишь, а может не выдержало сердце.

То, что было дальше, застряло в памяти обрывками, похожими на клочки фотопленки. Кажется, их везли на полуторке, крытой брезентом. Везли долго — насколько можно было в темноте и холоде чувствовать время, но машину почти не трясло, ехали по городу. Проваливаясь в полубред, Раиса всякий раз искала на поясе кобуру, не находила, почти сразу понимала, что это Саратов, тыл, пистолета у нее нет, да и отбиваться здесь не от кого. И через минуту снова искала свой наган. Потом было что-то очень знакомое. Плитка на полу совсем как в приемном покое Белобережской больницы, большие квадраты белые, маленькие черные. И почему-то на чисто вымытых квадратиках — алые кляксы. Неужели, это все-таки ее кровь? А думала, что чужая. И сразу же кто-то выключил свет.

Глава 9

Степь южнее Сталинграда, сентябрь-октябрь 1942

— Вот так и собираю штаты, с миру по нитке, — рассказывал Денисенко по пути. Битый жизнью, близкими бомбежками и военными дорогами ЗИС на каждой кочке содрогался всем стальным нутром. Даже думать не хотелось, каково будет в такой машине раненым. Ладно, сейчас не людей везем, ящики в кузове. — Думал, может санитаров потолковее найду, а то ведь не персонал у меня, слезы одни. А тут — тебя встретил! Ты как с неба свалился, ей-богу.

— Почти угадал. В тыл-то меня по воздуху отправляли.

— После, после расскажешь, дома уж, в расположении. Дорога — сам видишь какая. И местность, степь да степь кругом. Ладно хоть в воздухе фрицы нынче особо не охальничают.

Как в подтверждение его слов впереди, на пригорке посреди степи мелькнул стоящий столбиком суслик и тут же спрятался. Шофер даже чуть сбавил ход:

— Ишь ты! И не боятся уже. Слышал, едят их. Не хуже зайца.

— Я тебе дам, зайца! — Денисенко свел брови. — Не вздумай даже. А не ровен час дохлого где найдешь, обходи как немецкую шпринг-мину. У нас здесь, если кому немцев с румынами мало, естественный резервуар чумы под боком!

Шофер поежился. Кажется, он мысленно уже добыл свежего мяса в приварок к фронтовому пайку.

— Старших врачей полков собрать и специально занятие провести, — тут же нашелся Алексей. Но Денисенко лишь рукой махнул:

— Каких врачей? У нас, чтоб ты понимал, отряды действуют. Формируют на базе дивизий — дивизионы.

Огнев только головой покачал. «Отряды», значит, от частей осталось чуть больше, чем знамена. И вместо пополнений пытаются как-то систематизировать полученное черт знает что.

— С артиллерией плохо?

— Не то слово. Особенно с сорокапятками. Четыре на дивизию — уже добро. В танковой бригаде три танка, у двух вооружение неисправно. Все три — легкие.

— А с нашей дивизией что?

Денисенко вздохнул:

— Расформировали. После Крыма от нее два сводных полка двухбатальонного состава оставалось, только пополнили едва до половины — танками раскатали. Мы как бы армейское усиление теперь, из нас новую дивизию собирать будут. К концу сентября обещают, на наше место полевой эвакопункт, нас куда положено. В общем, армия у нас — считай, дивизия неполного состава. Как раз справляемся. В полковых отрядах старшими врачами — старшие военфельдшеры. А медсанбат — ничего, приличный. Некомплект меньше четверти, вчера армия от щедрот два десятка санитаров из выздоравливающих подбросила. Вот две полуторки одним ЗИСом заменили, не поймешь, радоваться аль плакать. Эх, черти б их всех драли…

— Кого? — не удержался Алексей.

Денисенко принялся загибать пальцы:

— Ну… из тех, кто Крым проворонил, многих черти уже дерут. А если тебе список треба… комдива нового — что дивизию уже на Кубани прошляпил, начсанарма, который Леночку чуть младшим врачом полка не засунул, начсанфронта, у которого вечно кроме папирос ничего нету да и тех не допросишься! Колымагу эту убитую, воду здешнюю соленую, сусликов этих чумных! — он с ненавистью посмотрел на далекие сопки, подумал и добавил. — Ну и фрицев, конечно. Одно во всем этом хорошее вижу. Если через месяц будем живы, вторую шпалу я тебе сделаю. По уму-то если, с твоим опытом уже начсандивом быть, если не начсанармом.

— Пробовал уже начсанармом. Ты же сам помнишь — худо вышло.

Какое-то время ехали молча, глядя на однообразный степной пейзаж. Насколько хватало глаз, все было окрашено в два цвета — бурая, выгоревшая за лето трава с белесыми проплешинами солончаков да линялое голубое небо, прикрытое облаками как марлей. И так до горизонта не за что зацепиться взгляду.

Откуда-то с краю, на грани видимости обозначились вдруг контуры нескольких всадников и тотчас же исчезли, будто растворились в вечерней дымке. Шофер, не спуская глаз с дороги, отработанным движением достал из-под сиденья автомат.

— Боятся, гады. Одного раза, видать, хватило, — произнес Денисенко негромко и лицо его сделалось жестким, резко обозначились жилы на широком лбу. — Месяц уже банда гуляет по нашим тылам, — объяснил он, обернувшись к Алексею. — А ловить ее толком некому. Две недели назад попробовали нас подкараулить — получили по зубам, одного мы подстрелили похоже, на месте крови было прилично.