Прощайте, мама и папа - Кристофер Тейлор Бакли

Однажды утром, когда я в Шэроне разговаривал с падре, который, как выяснилось, был строгим противником «зимних похорон», зазвонил телефон, и я услышал голос очень известного писателя, старого приятеля моих родителей. Мой собеседник был до того расстроен, что едва мог говорить. Он что-то, литературно выражаясь, лопотал о каком-то проступке Гора Видала, давнего соперника моего отца.

— Я в ужасе. Не знаю, что и сказать. Гора я знаю с двадцати лет. Всем известно, что он много пьет и может быть последней сволочью, но такое… Это отвратительно. Не понимаю, что на него нашло.

Речь была о заметке в утреннем выпуске «Нью-Йорк дейли ньюс»:

Жестоко даже по меркам Гора Видала, он пишет на TruthDig.com, что основатель «Нэшнл ревю» был «истеричной королевой» и «американским лжецом мирового класса, а также упоминает, будто Бакли часто напивался и терял контроль над собой». Видал обвиняет «усталых наемных лошадей» из «Ньюсуика» в том, что они поддались уговорам «отвратительного», «безмозглого» сына Кристофера и поместили статью о его отце, а также фотографию на обложке. Видал заключает: «ПОКОЙСЯ, УФБ, — в аду».

Как говаривал Берти Вустер,[58]многовато сюрпризов на утреннюю голову. Я был озадачен и придумал только одно: поток обожания, уважения, любви к УФБ довел старика Гора до того, что он от ярости сверзился с ближайшей скалы. Этот взрыв слюны и пены пришел в противоречие с первой фразой последних воспоминаний Гора: «Двигаясь — искренне надеюсь, — я все ближе к двери с надписью „Выход“». Однако меня требовали более важные дела: переговоры со священником в Шэроне. И еще надо было договориться с органистом.

Папа был серьезным музыкантом-любителем (рояль, клавесин) и большим любителем Баха. На клавесине он играл с Симфоническим оркестром Феникса. Может быть, это было и не самое удачное выступление, но надо отдать дань его наглости. И — о боже! — как он готовился. По три часа в день в течение целого года он проводил за инструментом. Потом он сказал мне: «Никогда еще я так не трудился». Об этом его достижении хорошо говорили многие слушатели.

Он переделал определенные музыкальные вещи под свою похоронную мессу. Органистом в Шэронской церкви была милая пожилая дама, которую как будто звали Пруденс. Когда я попросил Пруденс посмотреть музыку, она не узнала ни одного произведения. Ни одного. В какой-то момент мне даже пришлось промурлыкать мелодию (Сюиту № 3, или Air on a G String) Баха. Она долго молчала. Тогда я извинился перед Пруденс за то, что подверг ее звуковой пытке, но на этом я не остановился. Несомненно, она предпочла бы пытку водой моему исполнению Канона ре мажор Иоганна Пахельбеля, кстати тоже неизвестного ей. Я вспомнил, как папа дружил с Розалин Тюрек и Алисией де Ларрохой, не считая других музыкальных светил, и как они однажды «обманом» добились того, что Владимир Горовиц без подготовки сыграл, причем божественно, «Бог нам прибежище и сила»,[59]что у Пруденс звучало так, будто она играла на казу. В отчаянии я позвонил Рику.

Рик Триподи — старый друг папы, искушенный, опытный церковный органист с очаровательной, нежной, немного лукавой манерой исполнения, который играл для римских пап.

— Рик, — сказал я, — у нас проблема.

Рик сразу все понял.

— Нет, нет, нет, — ответил он, — мы не позволим твоему отцу вот так уйти!

Он решил стать посредником между Пруденс и «Отцом».

Через несколько часов Рик доложил, что Пруденс любезно, даже с восторгом взяла свои слова обратно. Рик сыграет сам и привезет первоклассных вокалистов, которые будут петь Ave Maria, и не только это. Сам «Отец» не пожелал бы лучшего и не стал бы вмешиваться в музыкальную часть.

На другой день Рик приехал в Шэрон, чтобы проверить инструмент.

— Ну и орган, — сказал он, — боже мой! Наверное, в последний раз его настраивали во времена Трумэна. Я слышал шарманки получше этого органа. Но не беспокойся. Я что-нибудь придумаю. Может быть, подложу динамит.

Во время Второй мировой войны отец служил в армии, и, хотя он не атаковал Омаха-Бич, мне понравилась идея отдать ему воинские почести.[60]«Нужен его DS-214», — сказал Брайан Кенни, директор бюро похоронных процессий Шэрона.

Мой вам совет: если ваш папа — или мама — служили в армии и вам хочется отдать им воинские почести, немедленно найдите DS-214 (воинское удостоверение). Я провел много часов, пытаясь отыскать это удостоверение. А еще у меня был друг в Пентагоне, судя по всему, не последний человек там. И в Пентагоне оно тоже не нашлось. (Не совсем так. У них числилось семьдесят четыре Уильяма Ф. Бакли, которые уволились в запас в 1946 году, однако ни один из них не был моим Уильямом Ф. Бакли.) Наконец, после кропотливых археологических изысканий, которые могут сравниться только с открытием второй Трои, почти «мифический» документ был найден в Стэмфордской ратуше, куда папа сам поместил его в 1952 году. Итак, удостоверение было у меня в руках.

Приехал Брайан и сказал, что ознакомился со сводкой погоды на субботу: холодный проливной дождь. «Я был на кладбище, — сказал он, снимая несколько теплых подстежек. — Оно залито водой».

В этом было что-то мистическое — как раз в такую погоду папа любил отправляться в плавание! Однако это предполагало дискуссию насчет рытья зимней могилы. Смысла не было в «специальном» (перевод: очень дорогом) оборудовании из Поукипси, если могила будет залита к тому времени, когда мы будем его опускать. Тем временем церковь была в нашем распоряжении, и Бакли слетались на похороны со всех сторон. Брайан сделал предложение в своей бодрой, жизнерадостной манере: «У меня есть для него место». В надземном склепе на другом кладбище. «Идеальное место!» — воскликнул Брайан. Я был незнаком с логикой складирования тел, однако появился повод произнести: «Не важно».