Александр I и тайна Федора Козьмича - Константин Кудряшов

24 слух. Когда государь поехал в Таганрог, то за ним гнались во всю дорогу многие господа с таким намерением, чтобы убить его; двое и догнали в одном местечке, но убить не осмелились. Так народ заключает, что государь убит в Таганроге верноподданными извергами, ну то есть господами благородными душами, первейшими в свете подлецами.

25 слух. Графиню Орлову и жену графа Потемкина высекли плетьми за то, что они делали балы, на которых были заговоры на царскую фамилию, а они не могли оного доказать императору, верные фрейлины, распренеблагодарные канальи.

31 слух. Во время проезда через Москву государева тела был в Москве из некоторого села дьячок, смотрел и он, и при приезде его в село стали его спрашивать мужики, что видел ли государя, а он ответил: какого государя, это черта везли, а не государя. Тогда мужик его ударил в ухо и потом объявил управителю и попу, то оного дьячка взяли в Москву, и попа и дьякона тоже. Попа-то отпустили из Москвы и от службы отрешили, а дьячка и дьякона и теперь держат, и неизвестно, что будет с ними.

33 слух. Царского кучера Илью Байкова отравили ядом в пирожке и никак не могли его отпоить молоком, а доктор, который лечил покойного государя, помер, приехавши в Петербург.

34 слух. Когда привезут государя покойного в Петербург и поставят тело его в означенном соборе, тогда вся царская фамилия будет осматривать, а другого звания, кроме царской фамилии, не будет в соборе никого, а тело его будет вынуто из гроба и осмотрено кем следует.

36 слух. Государя когда привезут в Петербург, то станут его осматривать при иностранных королях и посланниках.

37 слух. Государево тело сам государь станет встречать, свое тело, и на 30 версте будет церемония им самим устроена, а везут его адъютанта, изрубленного вместо него, который ему сказал, а он бежал тогда и скрывался до Петербурга.

39 слух. Когда государь был в Таганроге, то приходят к той палате несколько солдат и спрашивают: «Что государь делает?» Им отвечали, что государь пишет; они пошли прочь. На другую ночь опять пришли солдаты и спрашивали: «Что государь делает?» Им отвечали: «Государь спит». На третью ночь пришли опять, спрашивали: «Что государь делает?» Им ответили: «Государь ходит по покоям». Один солдат взошел к государю и сказал ему: «Вас сегодня изрубить приготовились непременно»; на то государь сказал солдату: «Хочешь за меня быть изрублен?»; на то солдат сказал: «Я не хочу ни того, ни другого»; государь сказал ему: «Ты будешь похоронен, как я, а род твой будет весь награжден». Солдат на оное согласился и надел на себя царский мундир, а государя спустили в окно… и т. д.

32 слух. Когда Александр Павлович был в Таганроге и там строился дворец для Елизаветы Алексеевны, то государь приехал в оный с заднего крыльца. Стоявший там часовой, остановив его, сказал: «Не извольте входить на оное крыльцо, вас там убьют из пистоли». Государь на это сказал: «Хочешь ли ты, солдат, за меня умереть? Ты будешь похоронен, как меня должно, и род твой будет весь награжден». Солдат на оное согласился и переоделся. Государь надел солдатов мундир и стал на часы. А солдат надел царский мундир, шинель и шляпу и пошел в отделываемый дворец, и лицо шинелью прикрыл. Как взошел в первые комнаты, то вдруг из пистоли по нему выпалил один барин и не попал, а сам упал в обморок. Солдат повернулся, как назад идти, то другой выпалил по нему и прострелил; вдруг его подхватили и понесли в те палаты, где жила его супруга, и ей доложили, что государь весьма нездоров; и потом после помер, яко государь. А настоящий государь, бросив ружье, бежал с часов, но неизвестно куда, и писал Елизавете Алексеевне письмо, чтобы оного солдата похоронили, как меня».

Вот самые курьезные слухи, выписанные из дела, которое приложено к секретной части дежурного генерала и хранится до сих пор в канцелярии Военного министерства. Как видно из бумаг, это дело было в связи с другим о двух отставных солдатах, унтер-офицере Медведеве и рядовом Крутикове, служивших при Московском архиве иностранных дел и рассказывавших нелепые слухи насчет императорской фамилии. Следствие генерал-адъютантом Дибичем поручено было вести генерал-майору Геруа и статскому советнику Тургеневу. Начато оно было 28 мая, а закончено 10 августа 1826 года.

Небезынтересно также привести выписки из писем Александра Булгакова к брату его Константину («Русский архив»).

«27 января 1826 года. Не поверишь, что за вздорные слухи распространяют кумушки и пустословы по городу. Жаль, право, что князь Дмитрий Владимирович (князь Голицын) удостаивает их внимания, что много говорят о мерах, кои возьмутся для прекращения или предупреждения беспорядков. Говорят, что подписками обязывают фабрикантов не выпускать фабричных в день процессии, что кабаки будут заперты, и множество других подобных мер. Князь поставит себя в неприятное положение и заслужит нарекание справедливое всех тех, коих не допустить принять участие в отдании последнего долга…

4 февраля. Филарет с духовенством лобзали останки бесценные, а после все царевичи, князь Д. В., генерал-адъютанты и т. д. Как я буду теперь дурачить и смеяться над глупцами, кои трусили, уезжали из Москвы или просили часовых для себя на это время. Да я своей головой ручался моей жене и всем, что весь город будет покоен, что вид гроба Александра I заставит все на свете забыть, и что в народе одно только будет чувство — скорбь. А, конечно, бездельники были деятельны и рассеивали разные глупые слухи, кои дураков пугали. Благоговение народа было таково, что нельзя не быть тронуту. Надобно было видеть, с каким чувством все прикладывались, все почти в землю. Во всю ночь были поклонщики. Ночь не была потеряна. Дабы доставить всем удовольствие приложиться к бесценному праху, впускали солдат здешнего гарнизона…

7 февраля. Александр Сергеевич Маркович, фельдъегерь, бывший при государе во время его болезни, кончины и после оной, видел все происходившее в горестное это время, обмывал драгоценное тело, дежурил 4 суток при оном, не спавши; открытие тела, бальзамировка, все это происходило в его глазах. Я не мог от него оторваться, и он, видя наше любопытство, удовлетворял оное в полной мере. Первый консилиум, на который государь очень неохотно согласился, говоря Виллие, что он в нем не сомневается и что все делается по воле Божьей, был 18-го числа. Кроме Виллие, были также Штофреген и Ренгольд; сей вышед оттуда, сказал Марковичу на ухо: «Золотое время было упущено». Государь не хотел слышать о лекарствах сначала, когда можно было разорвать болезнь. Крепкое его сложение столь оную преодолевало, что еще 11-го изволил сам бриться без всякой усталости, беспрестанно повторял: «Не мучьте меня. Дайте мне покой!» И когда императрица стала наиубедительнейше его уговаривать принять лекарство, то император, не имея чем возразить, просил ее оставить на некоторое время одного, дабы отдохнуть и воспользоваться наклонностью, которую чувствует ко сну. Когда приставили пиявки, то, как скоро чувствовал действие оных, государь срывал их сам руками и кидал на пол. Все теперь видели, сколь гнусна была клевета, выдуманная на верный, богобоязненный и кроткий народ русский. Сказали, что когда прибудет тело сюда, народ потребует вскрытия гроба, чтобы увериться в смерти государевой. Какая нелепость. Ужели все сии генералы, адъютанты и все сопровождающие тело (назовем одного Илью, плачущего на козлах), ужели они и весь Таганрог в заговоре сем, обмануть Россию? Слухи сии, однако же, стали беспокоить князя Д. В.; он думал всему пособить, напечатав, что тело было отпето, и напрасно, ибо правда все-таки узнается».