Великая мистификация. Загадки гробницы Тутанхамона - Джеральд О'Фаррелл

В связи с невыносимыми запретами и оскорбительным отношением со стороны чиновников египетского министерства общественных работ и его отдела древностей все мои сотрудники в знак протеста отказались продолжать дальнейшую работу по научному обследованию гробницы.

Должно быть, Картер полагал, что теперь, когда он настолько приблизился к завершающему этапу и приз вот — вот готов достаться ему, власти постараются сделать все, что в их силах, чтобы умиротворить его и вернуть к работе. Если он в тот момент вообще рассуждал рационально, то, должно быть, решил, что дело стоит того, чтобы за него побороться. Однако в то же время Картер страстно желал лично открыть гроб и явить миру чудо, которое, как он знал, ожидало его. И все же, отказываясь продолжать работы, он рисковал лишиться желаемой награды и передать ее в руки кому‑то, кого могло выбрать министерство общественных работ, чтобы завершить обследование гробницы. Наступил кульминационный момент его долгой карьеры археолога. Зачем, спрашивается, нужно было рисковать, ведь он мог лишиться всего, к чему так стремился все эти годы? В истории археологии этот случай стал первым конфликтом, который вспыхнул из‑за настойчивости египетских властей, а затем получил развитие из‑за упрямства Картера. Он явно делал ставку на то, что британские и американские влиятельные лица заставят египетские власти пойти на попятную и склониться перед его домогательствами. Как оказалось, тут он допустил серьезную ошибку.

Будь жив Карнарвон, подобный конфликт вообще не произошел бы. Уж лорд‑то обязательно нашел бы способ с помощью личных связей и своего шарма снять напряжение. Но он умер, а Картеру не хватало необходимых навыков, чтобы избежать конфликтных ситуаций. Упрямство его характера усугублялось раздражением человека, полагавшего, что гробница Тутанхамона — это его собственность.

Лако и египетские официальные лица крайне обрадовались такому развитию событий: теперь Картер сам шел к ним в руки. Если он блефовал, то они были просто счастливы разоблачить этот обман. В конце концов, египтянам до смерти надоели своеволие и надменность иностранцев, понаехавших в их страну. Опрометчивый поступок Картера привел к тому, что контракт, составлявший основу концессии, данной Карнарвону, был расторгнут и аннулирован Пьером Лако, который во всеуслышание объявил, что египтяне сами завершат исследование гробницы.

Картер, очевидно, рассчитывал на то, что его будут видеть в образе жертвы ситуации. Он надеялся предстать бескорыстным, самоотверженным ученым, желающим только одного — чтобы его оставили в покое и дали заниматься любимым делом.

Однако эти надежды не оправдались. Он ничего не сделал для того, чтобы завоевать благожелательность мировой прессы, поэтому в одночасье превратился в глазах всех газетчиков в главного виновника конфликта и главного злодея. Его начали изображать как опасного безумца, который ради собственных мелочных прихотей готов подвергнуть опасности сокровища юного фараона. Друзья и сторонники один за другим начали дистанцироваться от Картера. И тогда в отчаянии он решил прибегнуть к самому грубому средству решения проблемы — судебному разбирательству. Все пришли в ужас. Перси Ньюберри даже получил телеграмму с Даунинг — стрит, в которой говорилось следующее: «Уговорите Картера от имени высшей власти отказаться от судебного иска. Постарайтесь прийти к полюбовному соглашению с египетскими властями».

Однако, как обычно, Картер никого не слушал и 25 февраля в компании с Мейсом направился к адвокату, чтобы обсудить с ним линию поведения в суде. 8 марта Уайт — холл сделал попытку связаться с Альминой Карнарвон, чтобы попытаться уговорить ее встретиться с Картером. Однако вдова лорда Карнарвона в тот момент находилась в дороге по пути в Южную Африку, так что эта попытка британских чиновников не увенчалась успехом.

Ситуация становилась тупиковой, а потом, когда, казалось, наметился какой‑то выход, английский адвокат Картера Ф. М. Максвелл сделал опрометчивое заявление в адрес египетского правительства, которое в тот момент возглавлял крайне националистически настроенный премьер — министр Саад Заглул. Следует еще отметить, что премьер был человеком, однажды побывавшим в британской тюрьме, а Максвелл как‑то раньше даже предлагал его повесить как террориста. Так что трудно было представить более неудачное время для адвокатского обращения. Максвелл усугубил ситуацию еще и тем, что на открытом заседании в присутствии журналистов всех крупнейших мировых агентств безапелляционно заявил, что «египетское правительство ведет себя как шайка бандитов и насильно отстраняет Картера от работы».

Надо иметь в виду, что в арабском мире слово «бандит» практически равнозначно слову «вор» и является одним из самых оскорбительных для человека. Поэтому возмущение было колоссальным. В обстановке нарастания антибританских настроений слова английского адвоката были восприняты обществом как оскорбление, нанесенное всем египтянам. Дело дошло до массовых уличных беспорядков, а положение самого Картера ухудшилось до крайней степени. Теперь уже и британское правительство жаждало его крови. Британских политиков буквально в бешенство привело то, что он своим ослиным упрямством разом разрушил все их хрупкие дипломатические конструкции. В ситуации, когда все было настолько плохо, что, казалось, дальше уже некуда, положение внезапно стало еще хуже.

Как рассказывает в своей книге Томас Ховинг, когда Картер покинул Египет, для проведения инвентаризации в гробнице Тутанхамона была сформирована специальная комиссия во главе с Пьером Лако.

30 марта 1924 года официальная проверка, проведенная в помещении, где хранились находки Картера, обнаружила великолепную и задокументированную статуэтку Тутанхамона. Голова скульптуры отсутствовала, ее нашли спрятанной в ящике из лондонского «Фортнум энд Мейсон», на котором стояла надпись «красное вино». Это было одно из самых замечательных произведений искусства среди множества, хранившихся на этом складе. Вырезанная из дерева почти в полный человеческий рост фигура фараона была затем покрыта слоем гипса и раскрашена с таким мастерством, что казалась живой. Судя по миловидным чертам, тот, с кого была сделана эта скульптура, был совсем юн. Его голова как бы вырастала из лепестков цветущего голубого лотоса, который, согласно египетским верованиям, первым появился из воды в момент творения. Судя по всему, это была замечательная резьба, изображавшая момент рождения сына бога, иллюстрировавшая древний священный текст: «Он, кто возник из лотоса над высокой вершиной, тот, кто сиянием глаз озаряет две земли».