Рождение государства. Московская Русь XV–XVI веков - Михаил Кром

Хотя история непрерывна и любые периодизации условны, все же выбор отправной точки при рассмотрении какой-то проблемы имеет значение, ведь тем самым задаются рамки «оперативного поля», в котором исследователь ищет признаки интересующего его явления. В нашей литературе принято начинать разговор о формировании единого Русского государства, что называется, издалека — с начала XIV или даже с конца XIII века. В этом я вижу влияние давней историографической традиции, восходящей к Карамзину и Соловьеву, в которой монографическое изучение конкретной, хотя и очень большой проблемы — возникновения новой русской государственности — подменяется эпическим рассказом о нескольких веках отечественной истории. Многие ученые отдали дань этой традиции.

А между тем, даже если понимать образование государства в привычном смысле, как объединение Руси под властью Москвы, то и в этом случае нет оснований начинать с Ивана Калиты, не говоря уже о предыдущих московских князьях. Как отмечают современные исследователи, какая-то сознательная политика объединения русских земель вокруг Москвы или иного политического центра не наблюдается до конца XIV века. И уж тем более преждевременно говорить о формировании в ту эпоху структур управления, характерных для модерного государства.

Выбранная мной в качестве отправной точки дата — 1425 год — это год смерти великого князя Василия I, за которой последовала затяжная династическая война между князьями московского правящего дома, приведшая к большим переменам и в статусе великокняжеской власти, и в общей расстановке сил на Руси. Поэтому указанная дата, при всей ее условности, служит некой гранью, отделяющей период так называемой раздробленности от последующей эпохи рождения государства.

В начале XV века Русь сохраняла единство только в церковном отношении, будучи одной митрополией (киевской и всея Руси), подчинявшейся Константинопольскому патриархату. В политическом же плане она представляла собой сложный конгломерат земель, обладавших разной степенью автономии и входивших в разные государственные образования.

Сильнейшей державой Восточной Европы в описываемое время было Великое княжество Литовское. Встречающееся в нашей литературе утверждение, будто оно играло роль альтернативного (по отношению к Москве) центра объединения русских земель, не соответствует действительности. Литовские князья никогда не ставили перед собой такой задачи («объединение» не стоит путать с широкой экспансией, которую они вели на восточнославянских землях начиная с XIII века). К концу следующего столетия им удалось овладеть значительной частью киевского наследия, включая и сам Киев, который был присоединен к литовским владениям в 1360‐х годах. Наивысшего могущества Литовская держава достигла при великом князе Витовте (1392–1430). Его продвижение на восток увенчалось взятием Смоленска в 1395 году; затем, после кратковременного возвращения в город местных князей, эта пограничная крепость была повторно захвачена войсками Витовта в 1404 году и в дальнейшем более ста лет находилась в составе Великого княжества Литовского. Но, каковы бы ни были успехи литовских князей, они не могли претендовать на роль объединителей русских земель — уже хотя бы потому, что в 1386 году, после унии Литвы с Польшей, приняли католичество. Сосуществование в великом княжестве многочисленного православного населения с католической правящей элитой таило в себе угрозу раскола страны, опасность которого стала реальностью в 1430‐х годах, после смерти Витовта, и вынудила литовские власти пойти на уступки православной знати.

Что касается Северо-Восточной, или Московской, Руси, которая служит главным объектом нашего внимания, то она в первой четверти XV века по-прежнему находилась под верховной властью Орды. Впрочем, эта зависимость не была столь тяжелой, как в первые сто лет после нашествия Батыя.