Загадки поля Куликова - Юрий Звягин

И тогда князь Дмитрий Иоаннович принял сей бесценный дар… и по Дону реки достигает еще казача городка, Гребни, на устье реки Чир, и живущие там воины также встретили великого князя с крестами и святой иконой и в дар ему также образ Пресвятой Владычицы нашей Богородицы чудесно там у них сияющую вручили. И во все лета установил им, казакам, свое жалование „за почесть их сильную храбрость противу супостат агарянска языка““».

Естественно, казаки считают, что все так и было, и они участвовали в битве на стороне московского князя (и, конечно же, в составе полка Боброка). Но если вчитаться в текст документа, там ничего про их воинские подвиги нет. «Народ казацкий» его уже на обратном пути встречает. Да и возвращается Дмитрий как-то странно. Ведь река Чир находится значительно южнее Куликова поля. И даже южнее Волгограда, у которого, по булгарской версии, Тохтамыш с Мамаем сражался.

Может быть, конечно, в те времена другая река Чиром именовалась. Но упомянутый городок Гребни, если судить по другим документам, лежал где-то на Северском Донце. Возможно, как полагал Евграф Савельев, автор еще дореволюционных работ по истории казачества, — там, где Донец выходит с гор, — и где есть старое городище. И в «Книге Большому чертежу» сказано: «А меж Лихово колодезя и Гребенных гор, на Донце перевоз татарский в Русь». То есть как раз у Гребенных гор Дмитрий мог переправляться, если шел с боя, проходившего в низовьях Дона. От этих мест и гребенские казаки название попервоначалу получили, еще до того, как на Терек переселились. Но Северский Донец к традиционному Куликову полю даже близко не подходит. Так что, возвращаясь оттуда, Дмитрий Иванович никак не мог мимо донских казаков проходить.

Река Чир

На Руси свои казаки были, рязанские. Они-то как раз жили, возможно, в районе верхнего Дона, и даже в битве могли участвовать. Хотя упомянуты рязанские казаки в первый раз в 1444 г.

Но вот зато кто в то время точно был, так это казаки днепровские, называемые черкасами. И они-то жили в то время действительно на территории, которая находилась на границе владений Орды и Литвы. А если учесть, что литовцы эту землю завоевали совсем недавно… Вполне могли днепровские казаки и к Мамаю податься. Мусульманами они вряд ли были. Хотя и этого исключить нельзя.

Правда, имена казачьего «бека» и его сыновей в булгарских источниках — не мусульманские: Софон, Богдан и Степан (Сабан, Бакдан и Астабан). И что, это должно было им помешать воевать против русских? Как бы не так! Были же позже азовские казаки, которых турки называли «наши казаки». Еще в XV в. они, иногда вместе с татарами, как пишет Савельев, «своими наездами наводили страх на Поле не только на русские и турецкие торговые и посольские караваны, но и на соседние народы… „От казака страх на Поле“, писал Иоанн ІІІ крымскому хану Менгли-Гирею в 1505 г., провожая жену его через Путивль в Крым. И действительно, азовские казаки, вытесненные с 1471 г. с берегов Азовского моря турками и не находя защиты и поддержки ни у одного из соседних народов, вымещали свою злобу на всех, кого только ни встречали в Поле и по украинам Московского государства». А как запорожцы в Смутное время ходили с поляками на Москву, помните?

Едем дальше. Могла ли основная битва быть на Мече? Наши произведения Куликовского цикла дружно называют две реки: Непрядву и Мечу. Но, если приглядеться, первая упоминается только в качестве ориентира: Куликово поле находится у устья Непрядвы. А вот относительно второй еще Краткая летописная повесть пишет: «И гнаша ихъ до рекы до Мечи и тамо множество ихъ избиша, а друзiи погрязоша въ воде и потопоша». «Задонщина»: «У Дона стоят татары поганые, Мамай-царь у реки Мечи, между Чуровым и Михайловым, хотят реку перейти». Там же: «Набежали серые волки с устьев Дона и Днепра, воют, притаившись на реке Мече, хотят ринуться на Русскую землю». Наконец, в «Плаче коломенских жен»: «Можешь ли ты, господин князь великий… Мечу-реку трупами татарскими запрудить?» Сказание повествует, что «яко немощно бе вместитися на том поле Куликове: бе место то тесно межу Доном и Мечею». И, как результат, Татищев пишет: «И был тягчайший бой у реки Мечи». Так что само действие русские источники тоже больше с Мечей, чем с Непрядвой, связывают.

То есть ничего невероятного «Нариман тарихы» не сообщает. Просто кое в чем расходится с русскими летописями. Но ведь это же, как в суде: показание одного свидетеля против показания другого. И что, у кого-нибудь из них есть априори преимущество в правдивости?

Река Меча

Вообще, как справедливо отмечал в свое время Я. С. Лурье, «задача историка не „осуждение“ и не „защита“ источника, а, прежде всего, установление того, что он представляет собой и какие вопросы могут быть перед ним поставлены». Так вот, «Нариман тарихы» представляет из себя, насколько я понимаю, то же самое, что и наши летописи: сборник переписывавшихся не раз за минувшие века старых «историй». Естественно, в нем накопились ошибки, неточности, описки. Кое-что из старых записей переписчики неправильно понимали, и, стало быть, неправильно и вносили в текст. И, конечно же, определенные ошибки просто обязаны были закрасться при переводе на русский. В конце концов, насколько я понимаю, никто из переводчиков не был ни высококлассным филологом, ни профессиональным историком. А перевод, да еще на язык другой языковой группы, дело тонкое.

Однако это не говорит о невозможности использовать данные «Нариман тарихы» для анализа событий шестисотлетней давности. Троицкой летописи мы тоже не имеем, остались только выписки из нее. Чем они надежнее, чем переведенные на русский и переписанные старые булгарские произведения? Тем, что Карамзин — общепризнанный историк, а Нурутдинов — нет? Ну, хорошо, тогда почему многие не признают Иоакимовской летописи? Татищев тоже не с неба свалился, однако ему почему-то можно не верить, что была такая летопись. Да все просто: сведения «Иоакима» и «Нариман тарихы» не соответствуют той истории, которую мы приучены считать истинной. Хотя, как я выше уже показывал, строится стереотип тоже на основе материалов сомнительных, а порой и очевидно поддельных.

Это не значит, что я призываю полностью отвергнуть русскую версию событий и принять булгарскую. На мой взгляд, нужно учитывать обе. И все пробовать проверять всеми доступными средствами. Чем мы с вами сейчас и займемся.

И для начала поговорим о главных действующих лицах.

Поговорим теперь о главных действующих лицах нашей истории. И начнем с крымского темника.

Собственно говоря, что мы знаем о Мамае? Как выясняется, почти ничего. Происхождение его остается до сих пор загадкой. Фактически есть только одна попытка в этом разобраться: статья А. А. Шенникова «Княжество потомков Мамая (к проблемам запустения Юго-Восточной Руси в XIV–XV вв.)», появившаяся в 1981 г. В ней высказана версия, что Мамай происходит из племени меркитов. Но основания для этого довольно шаткие. Поскольку базируется все на одном-единственном документе: письме хана Большой Орды Шах-Ахмета к князьям Глинским. Последние, как известно, производят себя от Мамая. Вот что написано в пространной редакции их родословной, находящейся в так называемом «Списке А» и в «Келейной книге»: