Император. Боги войны - Конн Иггульден

— Верно, господин. У меня приказ — потребовать, чтобы все верные Риму солдаты оставили твой лагерь и либо сложили оружие, либо присоединились к легионам Цезаря.

Слушатели возмущенно задвигались. Помпей поднялся, и по знаку диктатора охранники толкнули центурионов на колени. Ни один из троих не издал ни звука. Помпей сдерживался с большим трудом.

— Здесь нет предателей. А твой хозяин — наглец.

Удар по затылку оглушил Децима. Он хотел поднять руку — потереть ушибленное место, но передумал. Стражникам явно не терпелось наброситься на него.

— В таком случае, господин, — продолжил центурион, — я уполномочен предложить мир. Вы должны выслушать — ради блага римского народа.

Помпей не сразу вспомнил, что следует блюсти достоинство. Он поднял руку, собираясь отдать приказ убить центурионов. Децим заметил это движение, и в свете факелов глаза пленника ярко сверкнули.

— Предупреждаю тебя, Децим, — проговорил наконец Помпей, — я не потерплю никаких оскорблений. Выбирай слова осторожно — или тебя убьют.

Децим кивнул.

— Цезарь желает, чтобы знали все: благо Рима для него превыше собственных амбиций и даже безопасности. Он не хочет, чтобы наши армии разбили друг друга и город на долгие годы остался без защиты. Цезарь предлагает мир — на определенных условиях.

Помпей поднял сжатый кулак, и один из спутников Децима слегка вздрогнул, ожидая в любой момент ощутить в затылке холод клинка. Децим никак не отреагировал.

Снаружи у шатра раздались голоса, и вошел Цицерон, а с ним два других сенатора. Плащи у них были в снегу, лица побелели от холода, но Цицерон сразу разобрался в происходящем. Он поклонился Помпею.

— Командующий, я пришел представлять сенат на этом совете.

Помпей сердито посмотрел на старого сенатора, понимая, что, пока центурионы здесь, от старика ему не отделаться.

— Добро пожаловать, Цицерон. Лабиен, подвинь для сенаторов скамью. Пусть сами убедятся в дерзости Цезаря.

Сенаторы сели, и Децим вопросительно поднял брови:

— Сказать еще раз, господин командующий?

Для человека в подобном положении его спокойствие казалось противоестественным. Лабиен гадал: не наелся ли Децим особых кореньев, которые, как говорят, способны притупить страх.

Диктатор опустился в кресло и забегал длинными пальцами по складкам тоги.

— Цезарь предлагает мир, — сообщил он Цицерону. — Я считаю это очередной попыткой посеять среди нас разногласия.

Децим на секунду опустил голову и глубоко вздохнул.

— Мой господин обладает правами, предоставленными ему народом Рима в результате законных выборов. Вместе с правами он принял на себя и обязанность — предотвратить, если возможно, войну. Он опасается, что в результате вашего с ним столкновения Греция останется опустошенной, а Рим беззащитным. В первую очередь Цезарь озабочен интересами государства.

Цицерон, подавшийся вперед, напоминал старого ястреба:

— Так в чем же подвох? Разве Цезарь пересек море, рискуя встретиться с нашим флотом, с единственной целью — отказаться здесь от своих честолюбивых замыслов?

Децим улыбнулся.

— Нет, сенатор. Цезарь предлагает решить все миром, поскольку не хочет ослаблять Рим.

— И что он предлагает? — осведомился Цицерон.

Помпей покраснел — ему не нравилось, что сенатор вмешивается в разговор. Однако командующий счел ниже своего достоинства показывать гнев в присутствии офицеров. Словно прочитав его мысли, Децим отвернулся от Цицерона и обратился к Помпею:

— Цезарь предлагает перемирие. Ни один ваш воин не будет наказан, ибо солдаты не отвечают за действия своих командиров.

Децим опять перевел дыхание, и Лабиен почувствовал, как тот напряжен.

— Он просит Помпея покинуть Грецию в сопровождении почетного конвоя — например, в какое-нибудь мирное союзное государство. Армия вернется в Рим; солдат не накажут за то, что они подняли руку на законно избранного консула Рима.

Помпей вновь поднялся. Возвышаясь над коленопреклоненными воинами, диктатор заговорил, и его голос дрожал от негодования:

— Неужели ваш начальник полагает, что я приму мир на таких условиях? Я предпочту умереть, чем сдаться на милость узурпатора.

Лабиен оглянулся на остальных командиров. Он не переставал клясть себя, что не уничтожил посланцев Цезаря, пока они не попали к Помпею. Невозможно даже представить, что начнется, когда о предложении Цезаря узнают рядовые легионеры.

— Я передам ему твой ответ, господин, — пообещал Децим.

Помпей, потемнев, покачал головой.

— Нет, не передашь, — произнес он. — Убейте их!

Цицерон в ужасе поднялся. Децим, услыхав приговор, тоже выпрямился. К нему приблизился легионер, и центурион с усмешкой раскрыл объятия навстречу клинку.

— Ты не годишься править Римом, — сказал он Помпею и поперхнулся, потому что ему в грудь вонзился меч. Лицо пленника исказилось от боли. Глядя Помпею в глаза, Децим схватился обеими руками за рукоять меча. С яростным звериным воплем центурион потянул меч к себе, вонзая его еще глубже. Он упал рядом с товарищами, которым уже перерезали глотки, и шатер наполнился тяжелым запахом крови. Некоторые из присутствующих делали руками особые жесты, чтобы уберечься от злых духов. Сам Помпей был потрясен таким невероятным мужеством. Он, казалось, съежился в кресле, не в силах оторвать взгляд от трех тел у него под ногами.

Лабиену пришлось отдавать приказ унести убитых. Он никак не мог поверить увиденному. Неслыханное презрение к смерти! Ничего не скажешь, Цезарь поступил мудро, послав такого человека. До наступления рассвета каждый солдат в армии Помпея узнает о поступке центуриона и о том, что тот говорил. А отвагу легионеры ставят превыше всего. Сморщив лоб, Лабиен размышлял, как пресечь распространение слухов. Быть может, нужно попытаться хотя бы ослабить впечатление, пустив слухи противоположные? Вряд ли получится — слишком много народу тут находилось. Лабиен хорошо знал своих солдат. Некоторые из них обязательно задумаются, за тем ли вождем они идут.

Лабиен вышел навстречу ревущему ветру и поплотнее запахнулся в плащ. Полководец не мог не признать, что три жизни — невысокая цена за подобный результат. Враг силен — но тем приятнее будет его уничтожить.

Оценивая ситуацию, Лабиен задумался о своем начальнике. Многие люди живут годами, имея грыжу или язву. Один знакомый Лабиена любил показывать всем лоснящуюся опухоль, которая торчала у него из живота, — даже плату брал с желающих затолкать ее пальцем на место. Оставалось надеяться, что дух Помпея ослаб не из-за болезни — иначе нужно ждать еще худшего.