Боярыня Морозова - Кирилл Кожурин

О начале противостояния боярыни Морозовой с царем Алексеем Михайловичем протопоп Аввакум повествует в своем сочинении «О трех исповедницах слово плачевное» в таких словах: «Егда же рассвирепела буря никониянская и сослали меня паки с Москвы на Мезень во отоки окиянские, она же, Феодосья, прилежаше о благочестии и бравшеся с еретики мужественне, собираше бо други мои тайно в келью к преждереченному нищему Феодоту Стефанову и писавше выписки на ересь никониянскую, готовляше бо, ожидающе собора правого. И уразумевше бо сродники ее Ртищевы, и наустиша холопей ее воровским умыслом, и оклевещут ю ко царю. Царь же, лаская ее, присылал к ней ближних своих — Иякима архимарита, патриарха нынешнего, развращая ее от правоверия»^[172].

Присылка архимандрита кремлевского Чудова монастыря Иоакима вместе с ключарем Петром состоялась осенью 1664 года по инициативе царя. Архимандрит Иоаким (в миру Иван Савелов) — по меткой характеристике диакона Феодора, «человекоугодник и блюдолиз», впоследствии выслужившийся до патриаршего сана, стал олицетворением новой реформированной церкви. На вопрос М. А. Ртищева, посланного от имени царя выяснить религиозные убеждения Иоакима, тот отвечал: «Аз-де, государь, не знаю ни старыя веры, ни новыя, но что велят начальницы, то и готов творити и слушати их во всем»^[173], после чего и был назначен чудовским архимандритом.

Однако уговоры царских посланцев оказались напрасны. Морозова «крепко свидетельствова и зело их посрами». «Аще-де и умру, не предам благоверия! — мужественно отвечала боярыня. — Издетска бо обыкла почитать Сына Божия и Богородицу, и слагаю персты по преданию святых отец, и книги держу старыя, нововводная же ваши вся отмещу и проклинаю вся! Аще-де вера наша старая неправа суть, но яко же есть права и истинна, яко солнце на поднебесной блещашеся. Скажите царю Алексею: «почто-де отец твой, царь Михайло так веровал, яко же и мы? Аще я достойна озлоблению, — извергни тело отцово из гроба и передай его, проклявше, псам на снедь. Я-де и тогда не послушаю!»»^[174].

Посланники возвратились к царю и рассказали ему всё, что слышали от Морозовой. Царь пришел в неописуемую ярость, но физически расправиться с такой близкой к царской семье и родовитой боярыней пока не решился. Да и царица Мария Ильинична всё время заступалась за свою родственницу, «понеже зело милостива к ней была и любила ея за добродетель», как вступалась в свое время за протопопа Аввакума. Алексей Михайлович решил действовать иначе: он запретил Морозовой съезжать со двора и летом 1665 года отобрал у нее половину ее вотчин, причем лучших — «две тысящи християн».^[175] Как всегда, нашлись и «доброжелатели», готовые оклеветать впавшую в опалу боярыню: «А холопи в приказе клевещут на ню, яко блудит и робят родит и со осужденным Аввакумом водится. Он-де ее научил противитися царю»…

В конфликте царя Алексея Михайловича с боярыней Морозовой имущественная сторона играла далеко не последнюю роль, что, впрочем, никоим образом не должно принижать ее духовного подвига. Современный историк П. В. Седов пишет: «Полагаем, что в истории боярыни Морозовой проявились не только уникальные черты ее личности и противостояние сторонников и противников церковной реформы, но и соперничество дворцовых группировок в борьбе за власть и их имущественные интересы. Вряд ли можно разделить религиозные и мирские мотивы в поведении исторической боярыни Морозовой, поскольку синкретизм средневековой культуры не подразумевал существования одного без другого»^[176].

И действительно, уже на страницах составленной в Выговском старообрядческом общежительстве Краткой редакции ее Жития (XVIII век) достаточно четко проводится эта мысль: «На сия же два великая изъобилия, благочестие глаголю и на стяжание благороднейших княгинь имения, возведошася люте два завистливая ока — дияволе и новолюбцев. И едино убо яряшеся и последнюю благочестия искру, в пепеле терпения онех крыемую, угасити. Другое же горяше стяжание ею восхитити…»^[177]

Царь Алексей Михайлович, состоя в свойстве с Морозовыми, являлся одним из наследников богатейших морозовских вотчин и считал себя вправе распоряжаться ими по своему усмотрению. Так, после смерти Б. И. Морозова значительная часть его земель отошла в царскую казну, так же как и огромные владения других родственников Алексея Михайловича, приходившихся ему дядями: боярина Н. И. Романова и боярина C. Л. Стрешнева. «В 1650–1660-х гг. Алексей Михайлович собрал в ведении приказа Тайных дел колоссальные земельные владения своих умерших родственников. Для царя вступление во владение морозовскими вотчинами было дележом семейного наследства. В 1670 г. умер отец семейства — боярин И. В. Морозов, и судьбу морозовского наследства предстояло решить вновь. Боярыня Морозова дважды оказала неповиновение царю: сначала после смерти мужа, а затем после смерти тестя. Оба раза вставал вопрос о семейном наследстве, и оба раза Феодосия Морозова шла на конфликт с царем. Вопросы собственности были частью конфликта, который развивался в различных сферах: религиозной, придворной и имущественной»^[178].

* * *

Показав, «кто в доме хозяин» и чем может окончиться дальнейшее сопротивление, царь Алексей Михайлович подослал к Феодосии Прокопьевне окольничего Ф. М. Ртищева. «Потом приехал в дом к ней сродник ее, Феодор Ртищев, шиш антихристов, и, лаская, глаголаше: «Сестрица, потешь царя того и перекрестися тремя перстами, а втайне, как хощешь, так и твори. И тогда отдаст царь холопей и вотчины твоя»». По мнению протопопа Аввакума, боярыня тогда «смалодушничала, обещалася тремя персты перекреститися», после чего царь «на радостях повеле ей всё отдать». Результатом такого отступничества Морозовой явилась тяжелая болезнь: «она же по приятии трех перст разболевся болезнию и дни с три бысть вне ума и расслабленна. Та же образумяся, прокляла паки ересь никониянскую и перекрестилась истинным святым сложением, и оздравела, и паки утвердилася крепче и перваго»^[179].