Главнокомандующие фронтами и заговор 1917 года - Максим Оськин

Такая программа действий делала Россию не просто гегемоном мира, но сверхдержавой. Другой вопрос — кто бы позволил русским так расширить свои границы? И очевидно, что в случае осуществления данного проекта число собственно русских (включая сюда украинцев и белорусов) в Российской империи насчитывало бы хорошо еще если половину населения громадного имперского монстра. Не зря опубликовавший выдержки из куропаткинской рукописи 1915 г. А. Ремнев в начале своей статьи справедливо охарактеризовал подобные «прожекты» как «геополитические фантазии»^{148}.

Эта программа, выраженная в труде «Границы России в результате войны 1914–15 гг.», 15 апреля была переслана из ГУГШ Н.Н. Янушкевичу — «для доклада Его императорскому высочеству Верховному главнокомандующему»^{149} великому князю Николаю Николаевичу. Невзирая на императорское благоволение, великий князь все равно не желал видеть на фронте бывшего неудачливого полководца, хотя теперь он просил назначения на фронт у нового военного министра — ген. А.А. Поливанова^{150}. Однако сам император не забыл «перекрасившегося империалиста». Ситуация с назначением в действующую армию изменилась в августе 1915 г. После смены Верховного главнокомандования в Ставке наконец-то обратили внимание на настойчивые просьбы А.Н. Куропаткина относительно направления его на фронт. Несмотря ни на что, генерал Куропаткин продолжал оставаться одним из наиболее уважаемых и авторитетных военачальников Российской империи. Ореол ближайшего сподвижника М.Д. Скобелева не был затемнен даже неудачей Русско-японской войны 1904–1905 гг. Кроме того, к осени 1915 г. Первая мировая война стала принимать характер борьбы на истощение, а административно-организационные способности А.Н. Куропаткина были известны всем, как и его ум и образованность.

Нельзя забывать, что новый начальник штаба Верховного главнокомандующего ген. М.В. Алексеев в свое время занимал должность генерал-квартирмейстера 3-й Маньчжурской армии, и потому воевал под непосредственным началом генерала Куропаткина. Более, нежели кто-либо иной, М.В. Алексеев сознавал объективные причины поражения Российской империи на полях Маньчжурии, и потому он не был склонен придавать чрезмерное значение личностному фактору — А.Н. Куропаткину как неумелому и неудачливому полководцу. К тому же личные качества Куропаткина как доблестного офицера были известны всем и каждому: не сумев впитать скобелевский полководческий талант, Куропаткин всегда был под огнем противника, показывая пример всем подчиненным от рядового до комкора.

Прочие командующие фронтами также в свое время воевали против Японии под началом Куропаткина и, очевидно, сохранили о нем теплые воспоминания. Иванов в начале Русско-японской войны состоял в распоряжении Куропаткина, Рузский — возглавлял штаб 2-й Маньчжурской армии, Эверт вообще являлся генерал-квартирмейстером полевого штаба главнокомандующего в Маньчжурии, которым являлся А.Н. Куропаткин. В 1905 г. А.Е. Эверт занимал должность начальника штаба 1-й Маньчжурской армии при ее командующем А.Н. Куропаткине. Таким образом, почти весь высший генералитет русской действующей армии в 1915 г. в свое время служил под началом Куропаткина, воевал вместе с ним против Японии, находясь на самых высоких постах.

Русско-японская война выковала тех русских военачальников, что сумели достойно бороться против самой передовой и мощной военной машины мира — Германии. Но к 1904 г. в России таких людей на высоких постах не было, да и сама русская военная машина находилась в донельзя расхлябанном и малобоеспособном состоянии именно как система. Потребовались поражения на Дальнем Востоке, чтобы воспитать полководцев, сумевших в 1914 г. спасти Францию от разгрома и надломить Австро-Венгрию, сдержать в 1915 г. натиск прекрасно вооруженных и обученных германских армий, разгромить в 1916 г. Австро-Венгрию в Брусиловском прорыве. Как представляется, личные связи с высшим генералитетом, симпатии со стороны императора, богатый военный опыт и, главное, влияние М.В. Алексеева, как самого авторитетного полководца первого года Первой мировой войны, благожелательно настроенного к опальному военачальнику, позволили ген. А.Н. Куропаткину вновь попасть на фронт.

Спустя всего три недели после занятия поста Верховного главнокомандующего императором Николаем II Куропаткин получает первое назначение в действующей армии. 12 сентября старый полководец назначается командиром одной из самых элитных частей русской армии — Гренадерского корпуса. Прежний комкор ген. И.И. Мрозовский был отправлен на пост командующего войсками Московского военного округа. Понесший большие потери (в сентябре 1915 г. 8 полков корпуса насчитывали не более 3 тыс. штыков), и задерганный генералом Мрозовским корпус считался небоеспособным. И именно организаторский талант и чисто человеческие качества ген. А.Н. Куропаткина позволили ему в короткие сроки восстановить боеспособность гренадер и сделать корпус одним из лучших на Западном фронте.

А.Н. Куропаткин постоянно бывал в частях и подразделениях корпуса, часто посещал передовые позиции, находившиеся в зоне действия неприятельского огня, вникал в необходимые нужды личного состава, в том числе и рядового. Генерал пользовался особенной популярностью среди солдат, в сравнении с другими генералами, о котором солдаты писали, что он постоянно бывает в окопах — «вполне бесстрашный воин, отец солдат и хороший товарищ»^{151}. Ежедневно на личном автомобиле, в сопровождении небольшой свиты комкор обходил передовые окопы каждого полка по очереди. Но и по возвращении он не оставлял войск. Военный инженер В.М. Догадин, работавший под началом командира Гренадерского корпуса, вспоминал: «Возвращаясь из окопов в свой штаб, Куропаткин проверял учение полков, стоявших по деревням в резерве, заезжая в кухни, пробовал пищу»^{152}. Практически каждый день он проводил совещания, то с офицерами, то с врачами, то со священниками, чтобы возродить боевой дух Гренадерского корпуса. И все это ему удалось, за исключением одного: боевого счастья.