В пасти Дракона - Александр Красницкий

— Не помешали бы китайцы...

— Куда им! Их нигде не видно... И духу их не слышно...

В самом деле, станция Лонг-Фанг была разорена до основания. Камня не было там оставлено на камне. Водокачалка была не только разрушена, но и засыпана. Начинал чувствоваться недостаток воды для паровозов. Окрестности станции казались вымершими. Деревни все были оставлены жителями. Ни души кругом...

Китайцы, казалось, оставляли освободительный отряд в покое... До сих пор не было ещё не только ни одной стычки с боксёрами, но даже никто их в глаза не видел.

— Куда это подевались кулачёнки-то! — смеялись русские солдатики.

— Ещё бы! Прослышали, что мы пришли, ну, конечно, и дали дёру поскорее!

Дурные примеры заразительны.

И наши простодушные молодцы стали хвастаться по примеру своих европейских товарищей по отряду.

Но если они и похвастались, то и на деле они вскоре же смогли доказать, что их хвастовство не пустой звук...

На станции Линь-Фо, когда поезда отбыли от неё, был оставлен небольшой английский караул при одном, орудии.

Главные силы отряда были ещё у Лонг-Фанга, когда у Линь-Фо появились 2000 боксёров и окружили со всех сторон ничтожную горсточку людей. Боксёры бесновались, делали свои заклинания, придававшие им «неуязвимость», и затем кинулись на крошечный отряд. Казалось, гибель была неизбежной. По сравнению с ним боксёров было так много, что эти последние могли перехватать своих противников голыми руками. Это выражение нужно понимать буквально. Боксёры, напавшие на караул, не имели никакого оружия, по крайней мере, огнестрельного. Но они верили в свою неуязвимость и лезли на англичан, не обращая внимания на сыпавшиеся на них пули и картечь, опустошавшие их ряды. Наступало решительное мгновение. Англичане готовились к смерти. Боксёры торжествовали свою первую победу. Для них не было никакого сомнения в победе — в первой победе над европейцами, которых они дотоле считали неуязвимыми. Вдруг в пылу начинавшегося рукопашного боя вспыхнуло где-то совсем невдалеке от сражавшихся могучее русское «ура!». Неуязвимые «и-хо-туане» вздрогнули и смешались. «Ура!» всё близилось и близилось. Показались бежавшие со штыками наперевес солдаты.

— Русские! Русские идут! Бегите, мы пропали! — поднялся отчаянный крик среди нападавших.

Куда девалась их храбрость! Забыта была уверенность в неуязвимости... Двухтысячная толпа рассеялась во все стороны, поддавшись паническому ужасу при одной только мысли об открытом столкновении с русскими. Через несколько минут их и следов не осталось на голой равнине, окружавшей Линь-Фо...

Выручил злополучных англичан десант с «России», прибежавший сюда под начальством лейтенанта Заботкина, едва только в Лонг-Фанг дошли вести о тяжёлом положении английского отряда.

Это была первая стычка европейских войск с боксёрами.

Не объявленная ни с одной стороны война тем не менее началась...

Защитники Китая рассчитывали, что, испортив путь, они не допустят освободительный отряд до Пекина, но с прибытием русских их надежды рухнули. Соединённый европейский отряд не только не отступал, но непрерывно двигался всё вперёд и вперёд.

Тогда-то китайцы решили начать открытую борьбу и не пустить европейцев в Пекин вооружённой силой.

С этих пор начались непрерывные, хотя и незначительные стычки с боксёрами. Впереди освободительного отряда высылались небольшие партии для рекогносцировок. По случайности или нет, или партии всегда выделялись из русского отряда. Они шли на несколько миль впереди. Довольно большие партии боксёров, теперь уже вооружённых, то и дело появлялись перед ними, но нападать на русских не осмеливались. Если же они решались на подобную дерзость, то достаточно было одного только могучего «ура!», чтобы заставить их удирать без оглядки куда глаза глядят...

Неизвестно, что было бы, если бы впереди отряда шли не маши солдаты, а какие-нибудь другие... Вряд ли бы им так легко удалось заставить боксёров показывать тыл...

Но как бы то ни было, враги постоянно давали знать отряду, что они близко и бодрствуют. Зарево пожаров по обеим сторонам горизонта постоянно показывало, что китайцы не дремлют...

Однако во всех этих стычках до сих пор ничего серьёзного не было... Освободительный отряд продвигался вперёд, хотя и очень медленно.

Теперь европейцам приходилось страдать не на шутку. Днём стояла невыносимая жара. Солнце так и палило почти отвесными лучами. Люди изнемогали от жажды, а утолять её было нечем: воды хватало только на удовлетворение самых насущных потребностей, провиант тоже истощался, положение становилось критическим.

Всё-таки кое-как продвигались вперёд. К четвёртому июня отрядом пройдены были версты четыре.

— Всё ближе к Пекину! — слышались разговоры в кучках солдат.

— Чего там дорогу-то чинить! Эти тридцать вёрст давно бы и пешком прошли. Только время теряем даром...

— Прошли бы! Так нас и пустили бы!

— А то как же! Ведь до сих пор препятствий не было. Скомандовали, так и пошли бы. А если бы стали не пускать — на штыках пробились бы. Небось пропустили бы... за милую душу!

В самом деле, вместо того, чтобы с решительной смелостью кинуться на китайцев, ошеломить их неожиданностью удара, заставить расступиться, Сеймур топтался с отрядом на месте, чинил путь и всё это в то время, когда освободители были менее чем на полдня пешего хода от своей цели.

А все признаки указывали на то, что решительное движение непременно увенчалось бы полным успехом.

Из Пекина несколько раз приходили к Сеймуру от послов вести. Письма с ними доставлялись в отряд с китайцами-перебежчиками. Сперва получены были уведомления о том, что столицу защищает прекрасно организованная армия, которая готова оказать европейцам упорное сопротивление; потом указывались слабые пункты, приступ которых мог бы быть удачен, и, наконец, было получено известие, что чем ближе подходил отряд к столице, тем всё более пугались его приближения правители Китая, и испуг этот был так велик, что императрица Тце-Хси и весь двор собирались даже бежать из Пекина.

Казалось бы, и раздумывать тут было нечего. Следовало бросить поезда и рискнуть пойти вперёд, но Сеймур оставался на месте. После всех совершенных им глупостей он не решался на шаг, который, если бы в крайнем случае и не удался, всё-таки покрыл бы его имя славой.

В ночь на четвёртое июня, в ту самую ночь, когда, по сведениям из Пекина, был назначен отъезд двора из столицы, русский разведочный отряд возвращался к главным силам из рекогносцировки. Были моряки с «Наварина» и «Корнилова». Шли они назад с важными известиями. Им довелось узнать, что от Пекина идёт на освободительный отряд десятитысячный китайский корпус и на этот раз уже правительственных войск. Это известие было чрезвычайно важно. Оно показывало, что правительство Китая решилось дать европейцам отпор. Положение, таким образом, весьма осложнялось.