История Древней Греции в биографиях - Генрих Вильгельм Штоль

Тогда Павсаний в горе со слезами на глазах обратился к храму Иры в Платее и с поднятыми вверх руками молился ей и другим богам, покровителям земли Платейской. «Если грекам не суждено победить, то дайте нам по крайней мере, прежде чем мы падем, совершить что-нибудь славное и на деле доказать врагу, что он вышел против людей мужественных и испытанных в бою». Пока еще Павсаний молился, тегеаты, находившиеся на левом крыле и наскучившие бездействием, поднялись и с направленными вперед копьями пошли против персидских щитов, и в это же самое время предсказатель воскликнул, что жертва стала благоприятной. Тогда двинулись и спартанцы. Преграда скоро была опрокинута и начался горячий рукопашный бой, в котором персы действовали весьма храбро. Они хватали руками копья спартанцев и ломали их; в одиночку или небольшими группами они проникали со своими короткими мечами в ряды спартанцев и старались их разрознить. Много храбрых спартанцев пало в этой свалке, в числе их также Амомфарет и Аристодим, не разделивший участи своих товарищей при Фермопилах и с этих пор влачивший в Спарте несчастную и позорную жизнь беглеца. Чтобы загладить бесчестие и покончить с ненавистной жизнью, он дрался при Платее храбрее всех и был убит, В этой резне спартанцы одержали верх вследствие превосходства их спокойной стойкости и военной ловкости над дикой и неразумной храбростью неприятеля. Персы начали отступать, а спартанцы, прикрываемые илотами с флангов и с тылу, продолжали наступать сомкнутой линией.

Чтобы остановить отступление своего войска, Мардоний послал сакских всадников в атаку против правого и левого крыла неприятеля, где крепко держались илоты, сам же со своей конной гвардией ударил на спартанцев. Но последние мужественно выдержали напор, и спартанец Аимнист так ловко пустил камень в голову Мардония, что тот мертвый упал на землю. Затем, когда персидские всадники были отброшены, спартанцы, построившись в порядок, обратились снова против неприятельской пехоты и обратили ее в беспорядочное бегство. В пылу битвы Мардоний совсем забыл о большей части пехоты и не употреблял ее в дело; теперь же и она присоединилась к бегущим.

Только Артабаз удержал свой отряд в 40000 и отступил в порядке. При первой же вести о поражении он оставил поле битвы и через Фессалию, Македонию и Фракию направился со своими голодными и изнуренными солдатами к Византии, куда прибыл благополучно. То были жалкие остатки великой армии Мардония, которые возвратились на почву Азии.

Сам Павсаний, до сражения бывший робким и нерешительным, во время битвы обнаружил большое мужество и отвагу. Он форсированным маршем преследовал бежавшего неприятеля, бросившегося через лагерь в укрепленный четырехугольник. Павсаний не задумался повести свои колонны на штурм против укреплений, но был отбит и отступил под дождем персидских стрел, потому что спартанцы, искусные в открытом поле; мало смыслили в деле штурмования укреплений.

Контингент пелопоннесцев, стоявший лагерем при Платее, у храма Иры, получив известие о сражении и успехе спартанцев, тотчас же двинулся к месту битвы, чтобы участвовать в победе. Он прошел свой путь едва ли не в час. Большая часть шла обходом по склонам гор, но мегаряне и флиасии в числе 4000 гоплитов подошли к месту битвы прямой дорогой по равнине. Тут-то виотийская конница напала на них и рассеяла; 600 человек был и изрублены, остальные бежали в горы.

Афиняне были уже на пути, чтобы занять свою новую позицию, как вдруг прискакал к ним на лошади вестник Павсания с требованием самой скорой помощи. Но лишь они тронулись, как были остановлены греками, подчинившимися персам, фессалийцами, македонянами, виотийцами и т. д.

Все они вместе в пять раз превосходили численностью афинян; несмотря на то, эти последние, нимало не медля, двинулись на них и обратили их в бегство. Только виотийцы продолжали еще некоторое время с отчаянным ожесточением драться против ненавистных им афинян, но и они, наконец, все-таки должны были уступить и направились к Фивам. Теперь афиняне поспешили за Азоп, чтобы помочь спартанцам при штурме укреплений. После непродолжительной горячей схватки афиняне взошли на стену, разрушили часть ее и пропустили в нее остальных греков. Первыми ворвались тегейцы и захватили палатку Мардония, после них афиняне и остальное войско. Произошла страшная резня. Персы потеряли всякую бодрость и не думали больше о защите; скучившись на небольшом пространстве, они окаменели от страха и ужаса. Павсаний отдал приказ не давать никому пощады.

Таким образом, из всей пехоты Мардония, за исключением ушедших под начальством Артабаза, осталось только около 3000 человек. Конница бежала с поля сражения и последовала за Артабазом.

Греки насчитывали у себя 1360 убитыми, из них 91 лакедемонянин, 52 афинянина, 16 тегейцев. В неприятельской пехоте больше других отличились персы, в коннице Саки; но сам Мардоний превзошел всех своей храбростью. Между афинянами больше других отличился Софан из Декелии; из спартанцев храбрее всех дрался беглец Аристодим, но спартанцы не дали ему никаких почестей, так как он искал смерти за свою вину. Между тремя лицами, объявленными у спартанцев храбрейшими из всех, был Амомфарет. Другой спартанец, по имени Калликрат, один из храбрейших и красивейших людей своего времени, еще до битвы был уже смертельно ранен в то время, когда Павсаний приносил жертву, а его солдаты, стоявшие под неприятельскими стрелами, прикрывались щитами.

Раненный стрелой в живот, он был вынесен из строя и умер мучительной смертью. Умирая, он говорил: «Меня тревожит не то, что я умираю за Элладу, а то, что моим рукам не было дела, достойного меня; ведь я так сильно этого желал».

Когда сражение было уже кончено, пришли наконец мантинеяне, позже других выступившие из дому и не имевшие возможности перейти через Киферон. Огорченные тем, что пришли слишком поздно, они, чтобы делать все-таки что-нибудь, хотели было преследовать Артабаза. Но Павсаний не допустил этого. Тогда они возвратились восвояси и изгнали из отечества своего предводителя. То же самое сделали элеяне, которые еще позже мантинеян явились в армию.

После сражения один знатный эгинет, по имени Лампон, явился к Павсанию с недостойным предложением. Он говорил: «Сын Клеомврота! Ты совершил сверхъестественное дело — так оно велико и так прекрасно; бог дал тебе спасти Элладу и приобрести славу большую, чем кому-нибудь из эллинов, нам известных. Сделай же теперь и остальное, дабы слава твоя приумножилась и чтобы на будущее время иностранец боялся допустить злодейство против эллинов! Когда Леонид пал при Фермопилах, Мардоний и Ксеркс отрезали ему голову, а труп его распяли на кресте. Повесив теперь на крест Мардония, ты отмстишь за своего дядю и заслужишь великую похвалу от спартанцев и всех греков». Так говорил Лампон в надежде получить благодарность. На это Павсаний отвечал: «Друг мой, я ценю твое расположение ко мне и твою мудрость; но, во всяком случае, ты — на ложной дороге. Превознесши меня, мое отечество и мои дела, ты хочешь повергнуть меня в прах, советуя мне предать бесчестию труп и говоря, что от этого увеличится моя слава. Варварам это прилично, но никак не греку, и даже в варварах мы порицаем это. Леонид, за которого я должен мстить, уже вполне отмщен множеством убитых здесь; он уже достаточно почтен вместе со своими товарищами, павшими при Фермопилах. Ты же в другой раз не приходи ко мне с таким предложением и советом и будь рад, что безнаказанно ушел теперь».