Тысяча кораблей - Натали Хейнс

Тут она ощутила внезапный зуд под левой лопаткой и потянулась похожим на коготь ногтем почесать спину у основания крыла. Просунула ноготь между черными перьями, облегченно вздохнула. Расправила плечи и, чувствуя, как за спиной захлопали крылья, постаралась припомнить, что было дальше. Apec и Афродита, конечно, не сумели устоять друг перед другом. Он был так неотразим, а она так красива, что никто не удивился. Но все же, когда из дома Гефеста послышались гневные вопли мужа и испуганные крики жены, всем богам ужасно захотелось посмотреть, что произошло. Apec, опутанный золотой сетью и лишенный возможности двигаться, пожалуй, был уже не столь неотразим. Он дрыгал конечностями, пытаясь высвободиться, но сеть лишь крепче приковывала его к чужому ложу. Афродита же, быстро распознавшая, что это дело рук ее мужа, лежала неподвижно: она знала, что все попытки бесполезны. Ее идеально очерченный рот свело гримасой ярости, когда другие боги столпились вокруг, потешаясь над безрассудством прелюбодеев и восхищаясь хитроумной ловушкой Гефеста. Но бог-кузнец, чье потемневшее лицо исказилось от бешенства, не смеялся. Горе-любовникам тоже было не до смеха, даже когда Афина — искусная ткачиха, сумевшая быстро распутать сеть, — освободила их. Apec сразу куда-то запропастился. Афродита же удалилась в Пафос, где жрицы исцелили уязвленную гордость богини. Сказители называли ее «Афродитой улыбколюбивой»[21]. «Вот, если нужно, доказательство, что поэты никогда с ней не встречались», — думала Эрида.

Не будь Эрида богиней раздора, она бы наслаждалась дружеской атмосферой, которая на время сумела бы объединить богов, наблюдающих за падением двух столь спесивых созданий. Обитатели Олимпа подталкивали бы друг друга локтями, восхваляли Гефеста за изобретательность, а Афину — за несвойственное ей милосердие; могла бы произойти восхитительная сцена, в которой Эрида играла бы ключевую роль. Но по причинам, в которых Эрида сама толком не могла разобраться, в ее присутствии подобного никогда не случалось. Наоборот, Гефест стал бранить Афину за вмешательство, Артемида — проклинать Афродиту за распутство, а Гера — орать на Зевса, потому что Гелиос как раз проезжал над ней по небу, и другой причины ей не требовалось. Аполлон рявкнул на Эриду, что это ее вина, хотя та не могла уразуметь, при чем тут она, и дружеское согласие сменилось всеобщей озлобленностью. Эрида, как обычно, удалилась в пещеру, поскольку никто не желал ее присутствия. Но, проведя несколько дней (богиня раздора плохо умела определять время) в темном, угрюмом убежище, она заскучала.

Понаблюдав, как темное перо, печально кружась, слетело с ее крыла на землю, Эрида решила пойти поискать, с кем поговорить. Пусть даже с Афиной — все лучше, чем ничего. Ну почти. Эрида не могла выбрать, кого ей хочется видеть больше других, потому что, по правде говоря, все боги тем или иным манером ее раздражали. Однако ей так надоело собственное общество, что она предпочла одиночеству раздражение. И, неуклюже взмахнув крыльями, устремилась на вершину горы, к величественному дворцу, который Зевс называл своим домом.

Что-то было не так, но Эрида не сразу распознала, что именно. Однако потом она поняла, что слышит только пение птиц. Никаких разговоров. Богиня кралась по олимпийским чертогам, но никого не встречала на пути; теперь, когда она очутилась внутри здания, даже птицы затихли, и до нее доносились лишь шаги ее собственных ступней с когтистыми пальцами, царапающими мраморные полы. Куда все подевались? Эрида расправила крылья, пролетела сквозь дверные проемы и коридоры и в конце концов взгромоздилась на стропила. Залы были пусты.

Богиня ощутила мгновенный укол страха, гадая, не пропустила ли она чего-нибудь ужасного: может, случилась очередная война олимпийских богов с гигантами? Но даже в своем убежище (Эрида предпочитала благоуханию жимолости в чертогах Зевса и Геры успокаивающую пещерную сырость) она бы услышала шум, напади гиганты на Олимп. Единственное, что можно сказать о гигантах наверняка, — тихими и незаметными их не назовешь. Итак, боги покинули Олимп по собственной воле. Все вместе. Без нее. Эрида почувствовала, как змея с левого запястья спустилась к кисти и заскользила между пальцами. И тут богиня раздора вспомнила, что кто-то говорил о какой-то свадьбе. Кто же это был? Гера? Да, именно она. Эрида тогда сидела в укромном уголке, вот как сейчас, на стропилах спальни Геры и Зевса. Гера назвала ее шпионкой, но ведь ни для кого не секрет, что царица богов — злокозненная сварливица, и Зевс как раз говорил об этом. Кроме того, Эрида вовсе не собиралась шпионить, она просто давала отдых крыльям.

Однако, когда Гера заметила, что сверху на нее летят перья, приземляясь на край резного ложа, сначала она обвинила ворон, чье черное оперение, как она считала, оскверняет ее спальню, а затем, осознав ошибку, напустилась на Эриду. В сущности, царица богов буквально набросилась на нее и вышвырнула из чертогов. Вернувшись к себе в пещеру, Эрида поклялась отомстить. Но теперь ей даже не найти Геру. Потому что — тут безымянного пальца богини коснулось змеиное жало, — потому что все отправились на свадьбу. Вот так. Всех олимпийских богов, кроме Эриды, пригласили на свадебный пир. Всех до единого. Даже Афину!

Эрида почувствовала, как ее охватывает ярость. Чья же это свадьба? Кто осмелился пренебречь ею, повелительницей раздоров и распрей? Кто оказался столь невежлив, столь груб, столь жесток, что не пригласил ее на торжество? Она рассеянно погладила змею по голове, и имя невесты тотчас всплыло в памяти. Фетида, вот кто! Замуж выходила зазнавшаяся жалкая нереида с зеленоватыми волосами и водянистыми глазами, хотя нужно быть поистине слепым, чтобы поверить, будто мокрая подводная тварь действительно хочет замуж. Как смеет морская нимфа — распалялась Эрида, становясь все выше ростом, — не пускать ее на пир богов? Как смеет…

Ход мыслей богини прервался: она с грохотом ударилась головой о потолок. Нет, не Фетида принимала решение, кого позвать, а кому отказать. Фетида и сама не желала этой свадьбы, поэтому вряд ли составляла списки желанных и нежеланных гостей. Нет. Кто-то другой решал, какие боги должны присутствовать, — и пригласили всех, кроме Эриды. У нее внезапно защипало в глазах, хотя причины она не могла определить.

Но если богиня раздора и не ведала, кто ею погнушался, по крайней мере, она точно знала одно: ей нанесли