Тысяча кораблей - Натали Хейнс

оскорбление. Она не стала возмущаться, когда Гера выставила ее из своей спальни. Она не спорила, когда боги накинулись на нее и друг на друга, насмехаясь над Аресом и Афродитой. Но нынешнего оскорбления она стерпеть уже не могла. Эрида была неглупа и знала, что несет хаос на своих черных крыльях. Однако подобному унижению нет оправдания. И на сей раз она отомстит.

Богиня раздора шагала по олимпийским чертогам, опрокидывая на своем пути все, что казалось ей ценным или нежно любимым: вдребезги разбивала флаконы духов и кувшины с маслом, швыряла на каменный пол щиты, которые мялись от удара, рассыпала по всем углам нитки бус. Эрида точно не знала, где пируют боги, но заметила сияние, исходящее от некоего острова, и сразу решила, что олимпийцы собрались именно там. Они смеялись над ней, прохаживались на ее счет. Чем еще можно заниматься на свадьбе?

Эрида полетит туда и посеет раздор, внушающий страх. Она настроит бога против бога и человека против человека. К концу дня…

Ход мыслей богини снова прервался, как раз когда она собиралась подняться в воздух. Эрида слетела обратно на землю, и в утреннем свете ее взгляд уловил какое-то мерцание. Яркое и тусклое, теплое и прохладное, твердое и мягкое одновременно. Она схватила таинственный предмет. Неужели этот золотой шар предназначается ей? Эрида повертела его в когтях. Нет, это не шар, а яблоко. Очевидно, тому, кто оставил его здесь, яблоко было без надобности, иначе безделушку не бросили бы. Присмотревшись внимательнее, богиня увидела надпись. Она вообразила, что там значится: «Эриде, прекраснейшей из богинь». Похоже, это возмещение за жестокое отношение к ней. Яблоко не искупит черствости, но, полагала богиня, это только начало. Лучше бы вещицу принесли прямо к ней в пещеру, но ведь Эриду никто никогда не навещал.

Не в силах разобрать букв, сливающихся друг с другом, Эрида протерла перьями золотую поверхность и повернула ее к свету. Нет, тут не сказано, что яблоко предназначено ей. Но это не означает, что Эрида не может его взять. Теперь яблоко было зажато в ее когтистых пальцах; она уже им завладела. Богиня взглянула на золотой шар еще раз, поворачивая его в руке и пытаясь прочесть выбитую на боку надпись. Она провела пальцем по буквам: TH KAЛЛIƩTHI

«Прекраснейшей»?

Эрида улыбнулась. Она возьмет яблоко. Но не оставит его себе.

Глава 26

Троянки

Женщины похоронили тело в песке и камнях. Поначалу Гекабе хотелось отказаться от места, которое указал Одиссей, ибо ей было неприятно, что грек так легко и быстро понял, где должен покоиться Полидор.

Но царица не могла предложить ничего другого, и в конце концов женщины подняли безжизненное тело ее сына и медленно понесли по берегу. Кассандра держала брату голову; ее как будто совсем не пугало его изуродованное лицо. Остальные взялись за конечности и туловище. Когда Одиссей вернулся к временному пристанищу троянок, солнце уже приближалось к зениту и задача была выполнена.

— Первое, — сказал он Гекабе. — Когда мы завтра отплывем на Итаку, ты будешь меня сопровождать.

— Зачем мне тебя сопровождать? — спросила Гекаба.

— Потому что вы проиграли войну, — пожал плечами Одиссей. — Я не хочу постоянно напоминать тебе об этом, госпожа, но ты сама меня вынуждаешь. Теперь вы рабыни. — Он обвел рукой всех женщин. — Наши рабыни. Оставшиеся троянки до конца дня будут разделены между греками. А ты, госпожа, поедешь со мной.

Лицо Гекабы исказила усмешка.

— Выходит, ты вытянул самую короткую соломинку? Совсем не о старухе ты мечтал.

Одиссей улыбнулся:

— Я воспользовался правом первого выбора. — Он помолчал. — Ну, преимущество, разумеется, у Агамемнона, но он остался безразличен, когда я сообщил ему, что предпочитаю тебя. Он может изменить мнение, когда дойдет до дележа, но у меня неплохие шансы.

Гекаба уставилась на Одиссея:

— Ты же знаешь, что Агамемнон выберет одну из моих дочерей.

— Да. Он горд и может удовольствоваться только царевной. Заполучить в свое окружение царицу легендарной Трои, — Одиссей почесал заросший щетиной подбородок, — соответствовало бы его положению, но не его вкусам. Ну разве только царица была бы совсем юная.

— Ты говоришь «он горд», но подразумеваешь «он тщеславен».

Одиссей снова улыбнулся и тихо предупредил на троянском наречии:

— Не все эти воины мои, госпожа.

Гекаба кивнула, ничуть не удивившись, что хитроумнейший из врагов Трои знает ее язык.

— Понимаю. Но, значит, пожилая вдова соответствует твоему положению?

— Да, госпожа. Я полагаю, что и твоему тоже.

— Нет у меня никакого положения. Я теперь рабыня, как ты не преминул напомнить.

— Было дело, — проговорил Одиссей, повернулся к скале, на которой сидела Елена; ее длинные волосы струились по прямой спине. — Мене-лай просил, чтобы я привел тебя к нему, госпожа. Не могла бы ты собрать вещи?

Елена пожала великолепными плечами:

— Все мои вещи принадлежат троянцам или остались в Спарте десять лет назад. У меня нет ничего, кроме того, что на мне.

— Неужели? — воскликнул царь Итаки. — Ты не ткала ковров, дожидаясь, когда муж заберет тебя домой? Я полагал, за эти годы ты могла бы создать нечто весьма изысканное.

— Мои ковры не идут ни в какое сравнение с работой этих женщин, — ответила Елена, отведя взгляд от морской глади и устремив его собеседнику прямо в лицо. Она заметила, как Одиссей прерывисто вздохнул. — Но у меня есть другие таланты.

— Могу себе представить.

— Вряд ли, — возразила красавица и покосилась на мужчин, пришедших с Одиссеем. — Менелай послал не самых лучших воинов, чтобы сопроводить меня в лагерь, — пробормотала она.

— Блудливые жены не заслуживают почетной стражи, — заметил царь Итаки.

— И все же когда он увидит меня, то падет передо мной ниц, — продолжала Елена, будто не услышав слов Одиссея, после чего кивнула: — Я готова, можете проводить меня к мужу.

— Благодарю тебя, милостивая госпожа.

Одиссей низко склонился перед ней, но ехидная ухмылка выдала его. Елена медленной кошачьей поступью приблизилась к спартанским стражам, которые преданно служили Менелаю и сражались не на