Русский сюжетъ - Людмила Третьякова

– Как же ты умеешь настроение портить! Ну нет денег, так будут! Продам что-нибудь...

– Ах продашь! За сумму в два раза меньшую. Нет, это просто безумие! Ты пойми, коллекции собираются годами. Зачем так спешить? Почему ты живешь, точно в лихорадке?

Фанни ожидала, что сейчас у них опять начнется перепалка. Однако Никола вдруг словно забыл, о чем они только что спорили. Он провел рукой по лицу и сказал тихо:

– Ты послушай, что со мной произошло. Не хотел говорить тебе. А вот не могу – все время в голове вертится. Ты сядь...

Фанни опустилась в кресло и внимательно посмотрела на печальное лицо Николы.

– Ну, словом, так. Снится мне сон, что меня привели в большой зал. Колонны, окна, даже люстры затянуты черным крепом. «Что случилось? – спрашиваю я провожатых. – Разве кто умер?» – Они отвечают: «Здесь умрете вы». – «Почему?» – «Потому что вы совершили позорный поступок, за который вас приговорили к смертной казни». – «Какой?» – «Расстрел». Меня подвели к площадке, где стояли солдаты моего полка. Я увидел стволы направленных на меня ружей... Нет, нет, Фанни, не перебивай, слушай дальше. Я увидел своих родных. Императрица и моя мать стояли на коленях и умоляли императора пощадить меня. Мой дядя, мой милый, дорогой дядя Александр белыми, как мел, губами вымолвил: «Не могу. Как государь я вынужден присудить его к расстрелу. Но как дядя я... его прощаю и люблю». Он подошел ко мне. Я увидел его глаза, полные слез. Дядя поцеловал меня, повернулся и ушел... Мне завязали глаза, связали руки за спиной. Потом я услышал команду: «Пли!», и в этот момент как будто мне что-то ударило в сердце и я проснулся весь в холодном поту... Не говори ничего, Фанни, молчи... Со мной действительно должна произойти беда. Не расстрел, быть может, но все равно что-то страшное.

Старинная акварель дает почувствовать нам всю несказанную красоту и прелесть Павловска. Эта архитектурная и парковая жемчужина также была обещана в наследство Николе.

Он умолк. Безмолвствовала и Фанни. Потом Никола сказал:

– Этот сон снился мне три ночи подряд...

Фанни не ожидала, что рассказ Николы произведет на нее такое сильное впечатление. Она была человеком очень здравомыслящим, совершенно не подвластным мистическим настроениям, но в этот раз ей сделалось не по себе. Конечно, она тогда не подала виду, что приняла его слова всерьез. Но и спустя десяток лет Фанни не забыла упомянуть об этом сне Николы, который оказался пророческим. В своих воспоминаниях «Роман американки в России», изданных на французском языке в Брюсселе в 1883 году, она рассказала об этом случае, предварив его словами самого великого князя. «Милая моя, – прибавил он с грустью, – я человек, отмеченный роком и рожденный под несчастливой звездой».

* * *

...Жизнь в Павловске была подобна тихому течению речки Славянки. Мирно, плавно, все шло своим чередом, подчиняясь настроению Александры Иосифовны, которая в отдалении от скверных столичных нравов лечила здесь разбитое сердце. Однако гармония белоснежного дворца и дивной природы не улучшала самочувствия матери Николы. Ее терзало чувство своей ненужности ни мужу, ни детям.

Время от времени приходили письма от дочери, которую в шестнадцать лет выдали замуж за наследника греческого престола. Теперь Ольга стала королевой Греции. По письмам, однако, не было заметно, что она довольна жизнью: каждая строчка просто кричала о тоске по дому, России. Дочь признавалась, что ездит в порт специально, чтобы посмотреть на корабли, стоящие под русским флагом. Не оставляет своим попечением матросов, изумляя местную знать, принимает в королевском дворце офицеров, беседует с ними, разговоры ведет запросто, сердечно, доверительно – это та отрада, которая помогает ей не падать духом и добросовестно выполнять королевские обязанности. Задумала создать в Афинах парк, засадив его деревьями российских широт.

Ольга просила мать прислать саженцы березы, дуба, клена, липы, а главное – больше писать о всех домашних подробным образом и особенно, конечно, о Николае. Погодки, они были в детстве очень дружны, скрашивая друг другу неуютную домашнюю обстановку. Но сила привязанности познается в разлуке. Только уехав из России, Ольга поняла, как не хватает ей странноватого брата, который считался семейным наказанием.

Александра Иосифовна чувствовала, что дочь часто получает от Николы пространные отчеты о житье-бытье, и ревновала. Написать несколько листков бумаги сестре у него времени хватает, а посидеть с матерью, скрасить ее одиночество – этого от него ждать не приходится. В свои наезды в любимый Павловск, Никола, конечно, заходил в ее комнаты, спрашивал о здоровье, но разговор не клеился. На все материнские вопросы отвечал одно и то же: «Все в порядке», «ничего особенного», «новостей как будто и нет». И с облегчением убегал, ссылаясь на занятость.

Глядя в окно, Александра Иосифовна наблюдала, как слуги укладывают в экипаж ящики. Знала, Никола перевозит хранимые им здесь свои художественные приобретения на Гагаринскую. Иногда, бывало, он обращался и к ней: «Маменька, а не подарите ли мне эту жирандоль? А то я в Лионе купил одну, а в пару так ничего не нашел». Александра Иосифовна хоть и жалела, но, желая улучшить отношения с сыном, отдавала. Интересовалась, когда Никола пригласит родных на новоселье. И всякий раз получала уклончивый ответ. Еще бы! Американка, бесстыжая и наглая тварь, застила для Николы весь свет. Это она уговорила его перетащить дорогие вещи в дом на Гагаринской, которым – в этом великая княгиня не сомневалась – когда-нибудь и завладеет. Ей мало денег и драгоценностей, которыми ее увешал сын. Дамы, видавшие Фанни в театре, сильно преувеличивали и величину бриллиантов, и дороговизну туалета, чтобы произвести больше впечатления на княгиню. Пожалуй, они достигли своей цели. Александра Иосифовна возненавидела эту женщину, окончательно похитившую у нее сына. За что ей выпала такая доля? Сначала муж, теперь сын. Александра Иосифовна хорошо понимала, что с Кузнецовой бороться бесполезно. Но сына она не отдаст. Что предпринять, как разбить эту пагубную связь – все надо хорошенько обдумать. Без поддержки умного мужа здесь не обойтись. И Александра Иосифовна написала ему, что необходимо переговорить об очень важном деле.

Тот, получив письмо, недовольно крякнул, но, делать нечего, – поехал. Поняв, что речь идет о Николе и американке, успокоился: он с тоской ожидал совершенно ненужных ему объяснений с уже чужой для него женщиной, слез, упреков. По старой привычке он называл Александру Иосифовну «жинкой», и теперь это больно задевало ее.

Выслушав жену, Константин Николаевич полностью с ней согласился. Роман сына подозрительно затянулся и этому надо положить конец. «Не волнуйся! Кое-какие соображения на этот счет у меня имеются. Разумеется, я должен посоветоваться с государем».

* * *

Прошло совсем немного времени после разговора супругов о сыне, как у Николы все сильно переменилось. При очередном свидании великий князь сказал Фанни, что едет в Среднюю Азию, где идет война с Хивинским ханством. На сборы дано совсем немного.