Молодость может многое - Александр Сергеевич Омельянюк

А пока завершалась зачётная неделя, и впереди ждали экзамены.

В пятницу 30 мая Платон сдал свой последний зачёт, на этот раз по физике преподавательнице Строгановой и поехал к отцу. Сейчас он наяву осознал мудрость пословицы отца: «Сделал дело — гуляй смело!», вспоминая её каждый раз ещё в школьные годы вечерами по пятницам после генеральной уборки, когда он с особым наслаждением садился за свой стол и занимался своими делами, ощущая чистоту, домашний уют и прядок.

На днях он случайно увидел по телевизору с детства знакомый и ненавистный ему художественный фильм «Последний дюйм».

Когда дело доходило до песен, по его спине опять бегали мурашки. Он вспомнил свой животный испуг в тот самый вечер в клубе министерства финансов, когда отцу стало плохо, и его забрала скорая помощь. Поэтому Платон не выдержал и вышел из комнаты в коридор к телефону.

— А вдруг и сейчас отцу плохо? Ведь недаром мама говорила, что у него опасный возраст!? Надо хотя бы сейчас позвонить ему! — быстро решил он.

Телефон уже перенесли в коридор, и теперь не надо было стучаться в комнату к Олыпиным, чтобы позвонить. Кочеты обменялись новостями и договорились о приезде Платона к отцу сразу после зачёта.

Подходя к отчему дому в Печатниковом переулке, Платон вдыхал знакомые летние московские запахи, и сердце его защемило. Ведь это была его родина!

Войдя в тёмный подъезд и ощутив спасительную прохладу, он быстро поднялся на третий этаж по крутой гранитной лестнице. В комнате его детства тоже ощущалась лёгкая летняя прохлада. Отец давно ждал его, о чём свидетельствовал накрытый к обеду стол, обрадовавшись приезду сына и сообщению о сданном им последнем зачёте.

Но Платон сразу обратил внимание на развешенные по комнате сохнувшие фотоплёнки. Пётр Петрович не только много фотографировал, но и всегда сам дома проявлял свои фотоплёнки и сам печатал фотографии. А Платон мечтал в будущем научиться у него этому.

— «Я на днях разбирал свои старые бумаги и нашёл твои рисунки!» — взял отец с письменного стола приготовленные детские эскизы сына, изображавшие трамвайные пути в плане.

— «Ого! И как ровно начерчено!?» — обрадовался Платон неожиданной находке.

— «Да! Сразу видна твёрдая рука! — согласился отец — А ты с учёбой про физкультуру не забываешь, по утрам делаешь зарядку?».

— «Да, регулярно! И в футбол играю! А иногда гантелями балуюсь!».

— «Хорошо! Я, вот, видишь, до сих пор, в какой хорошей физической форме?!» — играя мышцами, закрытого лишь майкой полуголого торса, показал сыну свою мускулатуру Пётр Петрович.

— «Да, уж! Пап, а почему у тебя до сих пор все мышцы такие каменные и ты такой сильный? Хотя на вид, в одежде, и не скажешь!» — с восторгом и завистью пощупал отцовские бицепсы Платон, разглядывая видневшиеся из-под лямок майки большие грудные, трапециевидные и дельтовидные мышцы.

— «А это почти ежедневный физический труд с детства, частые занятия физкультурой, спец, подготовка в армии и статическая гимнастика. Плюс здоровый образ жизни! Все они постепенно сделали своё дело!» — пояснил тот сыну.

— «А давай на руках силой померяемся!» — ревниво и задиристо предложил младший Кочет старшему.

— «Давай! Только после еды» — сначала отнекиваясь, но потом, нехотя согласившись, ответил отец.

После того, как ещё почти пятнадцатилетний Платон однажды на спор, на плечах понёс отца на речку, выиграв у него спор, он и позже, в студенческом возрасте, летом иногда любил неожиданно поносить кого-нибудь на них.

Однако после того как он как-то уговорил ещё незамужнюю сестру Настю прокатиться на себе, как на лошадке, при этом во время её посадки почувствовав резкий запах её не стираных трусов, его наездниками становились исключительно лица мужского пола в брюках или в тренировочном трико. В основном это были или его товарищи-одногодки, или его подопечные пацаны.

Обычно Кочет подкрадывался сзади к расставившему ноги зазевавшемуся парню и, наклонившись, резко просовывал свою голову между ними, тут же вставая во весь рост. К испугу и изумлению жертва резко оказывалась высоко над землёй седоком коня, который под смех товарищей уверенно вёз её дальше.

А начались такие силовые фокусы от Кочета подъёмом одной рукой, лежащего на ней на животе Лёши Котова, весившего тогда 36 килограммов.

И Платон вспомнил об этом, рассказав отцу.

— «А ты знаешь, что зимой случилось с его отцом?! Тебе мама не рассказывала?» — в ответ спросил Пётр Петрович.

— «Нет! А что?».

И отец рассказал сыну, как ещё перед зимой около старой квартиры Котовых в Уланском переулке Бронислав Иванович на улице сделал замечание сквернословящему молодому человеку, в ответ получив нокаутирующий удар в челюсть. Чемпиона по боксу затем осудили на несколько лет, а Котов несколько месяцев лечился от сотрясения мозга.

— «Пап, а почему вы все зовёте его Слава, а не Бронислав?».

— «Звали так же, как его звали жена и тёща!».

Кочеты долгое время звали старшего Котова Славой и не скоро услышали, что он, оказывается, Бронислав. Причём они слышали имя «Слава» и от его тёщи Галины Борисовны и от его жены Светланы Андреевны. И только как-то раз он раскрыл своё настоящее имя Алевтине Сергеевне.

После вкусного, приготовленного отцом обеда без супа, но с холодными закусками, среди которых особо выделялась красиво уложенная им в селёдочницу его фирменная жирная селёдка, приправленная репчатым луком и подсолнечным маслом, Кочеты померялись силой.

И как Платон долго не старался, ему никак не удавалось победить отца. К тому же рука того была чуть короче и давала ему небольшое преимущество при обороне. Но и отец не смог прижать к столу руку сына. Так они к обоюдному удовольствию и согласились на ничью.

Дальше их разговор перешёл на любимую ими политику, но в этот раз не дойдя до женщин. А в паузы Платон разглядывал комнату своего детства, будя приятные воспоминания.

В памяти Платона надолго остались следы дождевых протечек на потолке их московской комнаты, которые не изменились до сих пор. Эти отметки отчего дома тогда вызывали в его воображении человеческие лица, изображения различных животных, облака и горные пейзажи.

Платон иногда придавался приятным воспоминаниям детства. Вот и по пути сюда, идя по Печатникову переулку, он вспомнил своих последних друзей детства.

Из мальчишек это был старший его на год Андрей, имевший далматинца по имени Кук, и живший с родителями в одной комнате дома № 21, имевшего коридорную систему.

А из девчонок — свою первую школьную симпатию Олю Суздалеву, жившую