Великий закон славян - Михаил Серяков

Путь не тяжелый ко злу, обитает оно недалеко. Но добродетель от нас отделили бессмертные боги Тягостным потом: крута, высока и длинна к ней дорога, И трудновата вначале. Но если достигнешь вершины, Легкой и ровною станет дорога, тяжелая прежде^[253].

Принцип добродетели занимает исключительно важное место в философии Платона. Для человека он является неизмеримо более важным, чем различные земные блага типа красоты и богатства: «И если кто предпочитает красоту добродетели, это тоже будет подлинным и совершенным бесчестьем души. Ибо, согласно такому взгляду, тело ложно считается более достойным почета, чем душа. ‹…› Ведь все золото, что есть на земле и под землей, не стоит добродетели»^[254]. Устами пророчицы и жрицы мантинеянки Диотимы обладателю этого качества обещается величайшее благо: «А кто родит и вскормит истинную добродетель, тому достается в удел любовь богов, и если кто-либо из людей бывает бессмертен, то именно он»^[255]. В другом месте эта мысль развивается, причем подчеркивается, что добродетельный человек уподобляется богу: «Ведь боги никогда не оставят своего попечения о человеке, который стремится быть справедливым и, упражняясь в добродетели, уподобляется богу, насколько это возможно для человека»^[256]. Подобное небесное попечение гарантировано, поскольку бог «охраняет прекраснейшие вещи и всех превосходит бдительностью в отношении добродетели»^[257]. Наряду с человеческой добродетелью Платон констатирует существование божественной добродетели, причем слияние с ней сулит душе человека исключительную награду: «Если же душа, по своей ли собственной воле или под сильным чужим влиянием, изменяется больше в сторону добродетели, то, слившись с божественной добродетелью, она становится особенно добродетельной и переносится на новое, лучшее и совершенно святое место»^[258].

Почему же боги так высоко ценят арету и даруют приверженному ей человеку свою защиту и вознаграждение? Ответ на этот неизбежный вопрос Платон дает в «Законах», последнем своем произведении. Все, в том числе и добродетель, объявляется неотъемлемыми частями глобального божественного замысла: «Тот, кто заботится обо всем, устроил все, имея в виду спасение и добродетель целого, причем по возможности каждая часть испытывает или совершает то, что ей надлежит. Над каждой из этих частей, вплоть до наименьших, поставлен правитель, ведающий мельчайшими проявлениями всех состояний и действий, все это направлено к определенной конечной цели. Одной из таких частиц являешься и ты, пусть чрезвычайно малой, жалкий человек, и ты влечешься, постоянно имея перед глазами целое. Ты и не замечаешь, что все, что возникло, возникло ради всего в целом, с тем чтобы осуществилось присущее жизни целого блаженное бытие, и бытие это возникает не ради тебя, а, наоборот, ты ради него»^[259]. Каждая из частей мироздания, в том числе и человек, в конечном итоге предназначены для победы добродетели в масштабе всей Вселенной: «Вот что: верховный правитель видел, что все наши дела одухотворены и что в них много добродетели, но много и порока; видел он также, что то, что раз возникло, то есть душа и тело, уже не погибает, хотя они и не вечны, как боги, существующие согласно закону (ведь если бы душа или тело погибли, то не было бы возникновения живых существ), и что все, что есть в душе доброго, от природы всегда полезно, а злое всегда вредно. Обратив внимание на все это, он придумал такое место для каждой из частей, чтобы во Вселенной как можно вернее, легче и лучше побеждала бы добродетель, а порок был бы побежден. Для этого он придумал, какое место должно занимать все возникающее»^[260]. Подобный вселенский характер добродетели у Платона наглядно свидетельствует о том, что первоначально арета воспринималась не как индивидуальное человеческое качество, а как явление космического масштаба, как вселенский закон, который должен восторжествовать во всем мироздании, в том числе и с помощью человека.

Наряду с этим у Платона встречается ряд других древних представлений, уходящих корнями в индоевропейскую архаику. Выше, например, была показана роль жребия в Древней Руси, его связь с Перуном и ротой. Как на орудие воли божества смотрит на жребий и древнегреческий философ: «Что касается жрецов, то надо самому богу предоставить возможность выбрать тех, кто ему угоден, поручив это с помощью жребия божественной судьбе»^[261]. В целом ряде стран вселенский закон представлялся в качестве нити или цепи, и отголосок этого образа встречается у Платона. Первый раз он встречается нам в виде мифа о людях как о куклах богов, подробно рассмотренном нами в первой главе.

Еще более интересно повествование Эра о судьбе человеческих душ в загробном мире перед их новым рождением на земле: «Всем, кто провел на лугу семь дней, на восьмой день надо было встать и отправиться в путь, чтобы за четыре для прийти в такое место, откуда виден луч света, протянувшийся сверху через все небо и землю, словно столп, очень похожий на радугу, только ярче и чище. Они дошли до него, совершив однодневный переход, и там увидели, внутри этого столпа света, свешивающиеся с неба концы связей, ведь этот свет – узел неба; как брус на кораблях, так он скрепляет небесный свод. На концах этих связей висит веретено Ананки, придающее всему вращательное движение. У веретена ось и крючок – из адаманта, а вал – из адаманта в соединении с другими породами. Устройство вала следующее: внешний вид у него такой же, как у здешних, но, по описанию Эра, надо представлять его так, что в большой вал вставлен пригнанный к нему такой же вал, только поменьше, как вставляются друг в друга сосуды. Таким же образом и третий вал, и четвертый, и еще четыре. Всех валов восемь, они вложены один в другой, их края сверху имеют вид кругов на общей оси… Вращается же это веретено на коленях Ананки.