Тайна Нереиды - Марианна Алферова

«Скандал в театре Помпея закончился своеобразным триумфом Цезаря. Он удивил всех — и зрителей, и актеров».

«Акта диурна», 10-й день до Календ ноября (23 октября)

Элий принял горячую ванну и выпил чашку черного кофе. Ему не хотелось спать. Ночь, проведенная в театре, подействовала на него возбуждающе. Хотелось еще немного побыть актером. Он направился в таблин в халате, босиком, не хромая на самом деле, а изображая, что хромает. Он кланялся бюстам и статуям и посмертным маскам, он дурачился, как мальчишка. Ему было весело. Через четыре часа он будет принимать клиентов, выслушивать просьбы, выписывать чеки. Может, он тоже начнет ломаться и цитировать Плавта? Или этого бездарного Силана, который так тужился сделать пьесу смешнее?

Пурпурная туника и пурпурная тога Цезаря лежали на стуле в таблине. Элий скинул халат и облачился в пурпур. Драгоценный пурпур, властолюбивый пурпур, обожествляющий пурпур. Неужели Элий станет когда-нибудь императором? При этой мысли сердце заколотилось сильнее. Но совсем чуть-чуть. Это может быть. Но желает ли этого Элий? Нет, не быть ему повелителем Империи. Он был неплохим сенатором. Даже не так: он был хорошим сенатором. А вот императором был бы плохим. Он должен сам себе в этом признаться. И не сожалеть. Он и не сожалеет. Что такое пурпур, в конце концов? «…Пурпур — шерсть овцы, окрашенная кровью…»[42]

На стене таблица между двумя нишами висела новая картина аквилейского художника Тациана — подарок Летиции на свадьбу. Небольшой холст в массивной золотой раме. Прекрасная рыжеволосая женщина раскинулась на кровати, подогнув колени. Ее томная поза, и согнутая в локте рука, и улыбка на губах — все было выразительно. Женщина ждала соития. Необычного, но от этого не менее сладостного. Она ждала самого царя богов. И он явился. Золотые монеты падали с неба. И глупая служанка ловила монеты в передник. Монеты, которые в следующее мгновение превратятся в капли спермы. Картина слишком чувственная для таблица. Уж куда правильнее было повесить ее в спальне. Но Летти хотела, чтобы картина украшала таблин, и Элий не стал перечить молодой жене.

Элий взял со стола папку с дедами клиентов, раскрыл ее, но успел просмотреть только первую страницу — просьбу вдовы легионера Порции о предоставлении ее сыну средств на учебу в риторской школе. Потому как в этот момент в таблин вошла Летиция в прозрачной коротенькой тунике, держа в одной руке две золотые чаши, а в другой — бутылку вина.

Элий посмотрел на жену с удивлением.

— Разве ты не собиралась лечь? Она затрясла головой. Театр подействовал на нее так же, как и на Элия — ей хотелось лицедействовать и дурачиться.

— В прежние времена римским женщинам запрещалось пить, — заметил Элий. — Это было правильно.

— Да, да! А еще запрещалось мужу делать подарки любимой супруге. Тоже правильно? — Она лукаво прищурилась.

— Этот закон сам собою утратил силу. Что тебе подарить, милая?

— Себя. Элий, ты — мое единственное по-настоящему исполненное желание. Ты — исполнитель желаний, ты понимаешь это! — воскликнула она патетически.

— Понимаю… — сказал он спокойно.

— Ничего ты не понимаешь, — она опустилась на ковер. — Ничегошеньки ты не понимаешь, — повторила она, мотая головой из стороны в сторону. — Я кричу-кричу, зову-зову, а ты будто глухой, не слышишь ничего… ну почему ты такой, ну почему я люблю тебя такого… Иди сюда! — она хлопнула ладонью по пышному ковру. — Иди и сядь рядом со мной.

Он повиновался.