Разведчик Кент - Сергей Полторак

В парижскую тюрьму Френ, имевшую славу самой жестокой тюрьмы Франции, где царили кошмарные порядки, их доставили заполночь.

После долгой процедуры оформления документов Кента и Маргарет развели по одиночным камерам, которые считались камерами смертников.

Ни жестокость надзирателей, ни скудное питание не смогли отвлечь разведчика от размышления на главную тему: зачем из Берлина его привезли тайно в Париж?

Начиная со следующего утра Кента часто стали возить на допросы в мрачное здание на улице де Соссе. Сюда из Брюсселя переехала зондеркоманда гестапо «Красная капелла», которую по-прежнему возглавлял Карл Гиринг. Вскоре Кенту стало ясно, что этот опытный руководитель спецслужбы неизлечимо болен. Как выяснилось позже, у него был рак горла. Несмотря на это, Гиринг строил свои допросы по-прежнему напористо, на высоком профессиональном уровне. Лицо его, хотя и осунулось, было, как и раньше, непроницаемым и строгим. Он был прекрасным психологом и аналитиком и умел ценить подобные качества у противника. Поэтому к Кенту он относился с подчеркнутым тактом. Хотя, разумеется, ни о каких взаимных симпатиях речи быть не могло.

Советского резидента допрашивали и другие следователи, среди которых выделялся истеричный и заносчивый Эрик Юнг.

Чем больше длились допросы, тем отчетливей Кент убеждался в том, что Треппер встал на путь предательства. Можно ли было его за это винить? Треппер не был гражданином СССР. Он, польский еврей и польский гражданин, за свою жизнь столько колесил по свету, что вполне мог считать себя космополитом. Правда, оставались еще убеждения. Он был советским коммунистом, членом партии большевиков. Но была еще и нравственная сторона проблемы: сотрудничая с гестапо, он не только способствовал утверждению фашистского режима, ослаблению позиций антифашистов, но и предавал конкретных людей, которые еще недавно ему доверяли.

В отличие от него, Кент категорически отказывался от сотрудничества с гестапо. При этом, он «не рвал на груди тельняшку» подобно кинематографическому герою-моряку перед расстрелом. Его героизм был иного рода: он отстаивал выбранную им линию поведения, маневрировал, иногда переходя в наступление, отступал только под тяжестью неопровержимых улик.

Улики эти появлялись все чаще, и, в основном, это были признания Леопольда Треппера.

Но гестапо тоже не сидело, сложа руки. Ему тоже порой удавалось добыть неопровержимые факты разведывательной деятельности Кента. Вскоре Гиринг уже спокойно и уверенно говорил ему в глаза, что именно он, Кент, из всех разведчиков в Бельгии и во Франции нанес Германии самый ощутимый ущерб.

В конце февраля 1943 года на очередном допросе Гиринг вежливо поинтересовался у Кента, продолжает ли тот утверждать, что был завербован в Москве людьми, плохо говорившими по-русски. Получив утвердительный ответ, он вызвал к себе дешифровальщика доктора Вальдемара Ленца, который принес папку с расшифровкой последней радиограммы из Центра. В ней командование поздравляло Кента с праздником – Днем Красной армии и с присвоением очередного воинского звания – капитана.

Улыбаясь, Карл Гиринг следил за реакцией разведчика. Ему было интересно наблюдать за выдержкой своего соперника. Кент, прочитав текст, ничего не ответил. На очередное предложение об участии в радиоигре ответил категорическим «нет», понимая, что это еще далеко не последнее предложение.

Кент упорствовал, а «большая игра» – радиоигра гестапо, при активном участии Леопольда Треппера, с Центром – набирала силу.

Германская спецслужба ввела в нее вначале Константина Ефремова, а уже позже Иогана Венцеля из Брюсселя и Антона Винтеринка (Якоба Хильболлинга, находившегося в Нидерландах). Роль Леопольда Треппера в этой игре сначала была невелика: он не знал ни кода для шифровки своих донесений, ни программы радиосвязи. Арестованные Герш и Мира Сокол знали программу радиосвязи, но показаний не давали.

Через шесть дней после Л. Треппера был арестован Лео Гроссфогель, чуть позже – Гилель Кац. Оба они знали и шифр, и программу. Лео сообщил о них Гирингу. Треппер, Гроссфогель и Кац включились в радиоигру. Это случилось 25 декабря 1942 года.

По поводу начала участия Кента в этой радиоигре существует несколько версий. Самая несостоятельная из них принадлежит перу кандидата военных наук А. И. Галагана. Она подробно изложена в послесловии к книге Леопольда Треппера «Большая игра». Являясь сотрудником ГРУ, А. И. Галаган мог бы и более добросовестно изучить эту часть проблемы, поскольку, наверняка, имел доступ ко всем необходимым для исследования архивным материалам.

Я, как историк, нахожусь в более сложном положении: к фондам архива Главразведупра меня никто никогда не допустит. Но я имел уникальную возможность ознакомиться с содержанием обширного личного архива Кента, документы которого позволяют объяснить природу ошибки А. И. Галагана и воссоздать реальную картину событий той поры. Подтвердить достоверность моих слов могут данные архива гестапо, которые сейчас наверняка сохранились и занимают свое место, скорее всего, в одном из дел «Смерш» бывшего Центрального государственного архива КГБ, ныне, вероятно, Центрального государственного архива ФСБ.

На самом деле события развивались так. Л. Треппер, начав сотрудничество с гестапо, передал сообщение в Центр о том, что Кент, арестованный прежде французской полицией, был якобы ею отпущен за недоказанностью предъявленных ему обвинений. Он продолжил свою легализацию и готов к выполнению новых заданий. Центр в эту ложь поверил. Из ГРУ на имя Кента стали поступать задания, в том числе ему было поручено установить контакт с бывшим латышским генералом Озолсом, числившимся в картотеке Главного разведуправления под оперативным псевдонимом Золя.

Гестаповец Вальдемар Ленц встретился с Золя, представившись ему секретарем Кента. По заданию криминального советника Гиринга Ленц получил от генерала Озолса список с именами и адресами его резидентуры, а также другую важную информацию.

Гиринг руководил зондеркомандой «Красная капелла» блестяще, но некоторых неожиданных поворотов дела он предусмотреть не мог. В частности, он не знал, что доктор Ленц в свое время был в добрых приятельских отношениях с Харро Шульце-Бойзеном. У них были разные политические идеалы. Ленц считал себя национал-социалистом – ярым противником коммунистов. Он не состоял в антифашистской организации Шульце-Бойзена-Харнака, но арест и казнь своего товарища воспринял тяжело. Он был сотрудником гестапо, но умел ценить в людях верность своим убеждениям и человеческую порядочность.

Однажды Ленц узнал, что генерал Озолс и его жена удочерили сироту – девочку, родителей которой казнили фашисты. Сентиментальный немец, спровоцировавший совсем недавно старого генерала – резидента советской разведки на сотрудничество со своей спецслужбой, стал пытаться сделать все, чтобы спасти его семью от ареста, помогал им даже материально.

В начале июня 1943 года Кента перевели из тюрьмы Френ в одно из помещений здания геста по, что располагалось на улице Соссе. Его разместили не в тюремной камере, а в хорошо охраняемой комнате, дверь в которой всегда закрывалась на ключ. В соседней комнате содержался Леопольд Треппер, о чем Кент совершенно случайно узнал позже.