Жизнь военный элиты. За фасадом благополучия. 1918-1953 гг. - Николай Черушев

Со всех концов страны в Москву, где размещались высшие партийные, государственные, судебные и военные органы, шли письма от заключенных многочисленных лагерей страны. Не отставали от них и ссыльные, уже отсидевшие свой срок и прозябавшие на далеких окраинах СССР. Писали те, кто по счастливой случайности остались живы в мясорубке тех годов, попав в списки осужденных по второй категории шкалы наказаний, утвердившейся в 30-х годах прошлого столетия. Были среди них и немногочисленные представители высшего командно-начальствующего состава РККА. О них и пойдет наша речь.

Читая письма, обращения и жалобы заключенных и ссыльных сейчас, по прошествии более семидесяти лет, и сегодня испытываешь чувство глубокой несправедливости, свершившейся над этими людьми. А что чувствовали тогда сами заключенные и ссыльные? В приводимых документах отражена только малая частичка их мучений, скитаний и горя.

Если анализировать состав этих людей по тем воинским званиям, которые они имели до своего ареста, то самым высшим оказывается звание «комкор» (арестованные командармы 1-го и 2-го ранга и им равные все были уничтожены в 1937—1938 гг.). Да и из комкоров, репрессированных в эти годы, выжили в лагерях и обрели свободу только трое — С.Н. Богомягков, Н.В. Лисовский и А.И. Тодорский. Вот о последнем военачальнике и пойдет наша речь. Генеральному секретарю ЦКВКП(б)

Иосифу Виссарионовичу Сталину

от бывш. члена ВКП(б) с 1918 г., награжденного 5-ю орденами, ныне заключенного в Ухто-Ижемском исправительнотрудовом лагере НКВД, в Коми АССР Тодорского Александра Ивановича.

Просьба о защите.

Я не совершил никакого преступления ни перед Советской властью, ни перед социалистической Родиной, ни перед Коммунистической партией.

Я два десятилетия честно и беззаветно боролся за дело Ленина-Сталина и на фронтах гражданской войны и в годы мирного строительства Красной Армии.

Я не был в белой армии, не был в других партиях, не был ни в какой оппозиции и без малейших уклонов везде и всегда правильно проводил генеральную линию ВКП(б).

Вы сами лично знаете меня, как боевого командира гражданской войны, а также и положительному отзыву В.И. Ленина в политотчете его XI партсъезду. От Вас лично я получил указания в 1920 году в Дагестане, как надо проводить ленинско-сталинскую национальную политику, и проводил ее там и в последующем в Закавказье и в Туркестане неизменно партийно-правильно, что могут подтвердить знавшие меня тогда Л.П. Берия, М.Д. Багиров и Ахун Бабаев. Меня неоднократно представляли лично Вам, как командира — верного сына партии, покойные Серго Орджоникидзе и С.М. Киров. С этой стороны, как преданного Вам коммуниста-командира, меня хорошо знал К.Е. Ворошилов и знали С.К. Тимошенко, Г. И. Кулик, Г.К. Савченко. Об этом знали и враги партии и народа. В моем судебном деле имеется письмо троцкиста Ладо Енукидзе от 1928 года, в котором он со злобой и, по-моему совершенно заслуженно, называет меня «сталинцем». Я был таковым и всегда гордился моей личной беззаветной преданностью Вам, Великому Вождю партии и трудящегося человечества.

Я не знаю, в силу какого досадного недоразумения или искусного вражеского хода я оказался арестованным (18. IX. 3 8), обвиненным в участии в контрреволюционной организации и во вредительстве, судимым (4.V.39) и приговоренным к 15 годам заключения в исправительно-трудовых лагерях. Отрицательный ответ на обвинение меня я дал с полной категоричностью как следствию НКВД, так и Военной коллегии Верховного суда СССР.

Исчерпав в последующем и остальные возможности для своего оправдания, я осмеливаюсь беспокоить Вас и просить Вашей защиты.

Я твердо знаю, что если эта моя просьба дойдет лично до Вас, я буду освобожден.

Тогда, на любой работе, какую Вы мне доверите, каждой минутой своей жизни я докажу партии мою беззаветную преданность и глубочайшую признательность Вам.

Александр Тодорский

22 июля 1940 года

Отдельный лагерный пункт № 7 «Ветлосян»[113].

Надежда А.И.Тодорского на то, что его обращение дойдет до Генерального секретаря ЦК ВКП(б) И.В. Сталина, не оправдалась. На данном обращении нет никаких резолюций должностных лиц, каких-либо поручений по дальнейшей работе с ним. Имеется только штамп «Поступило 3 августа 1940 г. в О.С. (Особый сектор. — Н. Ч.) ЦК ВКП(б)».

А еще в этом надзорном деле, на следующем листе, имеется такая пометка: «Тов. Клебанов направляет на прием к тов. Афанасьеву (заместителю Главного военного прокурора. — Н.Ч.) гр-ку Тодорскую по делу ее отца комкора — начальника У В ВУЗ Тодорского А. И., осужденного ВК 4. V. 39 г. на 15 лет без права переписки. № с.п. 40137—8 и ее матери Тодорской Р.И., осужденной ВК 9.Х.37 г. на 10 лет в режимные лагеря (КН 176—253). Тодорская была на приеме у тов. Панфиленко (по делу отца и матери) и тов. Клебанова по вопросу о выселении ее из дома военведа. На 27.3.40 г.».

Примечание: 1. Клебанов, Панфиленко — сотрудники Главной военной прокуратуры.

2. Тодорская Рузя Иосифовна 9 октября 1937 г. осуждена Военной коллегией к расстрелу (а не на 10 лет лагерей)

3. А.И. Тодорский был осужден с правом переписки, чему свидетельство приводимое ниже его обращение к Народному комиссару обороны СССР К.Е. Ворошилову от 29.10.1939 г.

4. Военвед — военное ведомство.

«Народному комиссару обороны СССР Маршалу Советского Союза К.Е. Ворошилову

заключенного Тодорского Александра Ивановича, бывшего комкора РККА.

ЗАЯВЛЕНИЕ

Прошу Вашего ходатайства перед правительством СССР о реабилитации меня и освобождении из заключения, которое я отбываю в лагерях. После Серго и Сергея Мироновича (Кирова. — Н. Ч.) Вам больше, чем кому-либо из руководителей партии и правительства, известна моя честная и бескорыстная работа в рядах РККА на протяжении 20 лет. Я абсолютно невиновен в приписанных мне следствием и судом преступлениях и никогда ни словом, ни делом, ни помыслом не погрешил против партии и Советской власти. В моем судебном деле (№ 21042) характерно отсутствие порочащих показаний на меня как со стороны многочисленных моих подчиненных из числа арестованных по ВВА, остальным академиям и УВВУЗу, так и со стороны двух последних моих прямых начальников (Фельдмана и Алксниса). В то же время на меня дали бездоказательные и противоречивые показания случайные по отношению ко мне люди, клеветнически задевшие рядом со мной и тех товарищей, которые сейчас благополучно работают под Вашим близким руководством.

Прошу Вас возвратить меня в ряды РККА, где я мог бы быть образцовейшим преподавателем любой отрасли военного дела в любом военно-учебном заведении. Если же возврат в армию невозможен, мне найдется место в рядах честных граждан СССР на мирной хозяйственной или культурной работе.