Я еще жив. Автобиография - Фил Коллинз

Так как мама отрабатывала полные рабочие смены в магазине игрушек, со мной сидела бабуля, пока Кэрол и Клайв были в школе. Бабуля очень любила меня, и у нас с ней были теплые, близкие отношения. Когда мы выходили на прогулку (я был еще в детской коляске), она катала меня по Аппер-Ричмонд-роуд, где обычно покупала мне булочку за один пенни. Сам факт того, что я помню все это, говорит о нашей с бабулей большой близости.

Папа настолько противился всем изменениям или улучшениям в своей жизни, что когда мама спросила его по поводу переезда в дом немного получше и попросторнее, в дом, который не был бы в таком плохом состоянии, как наш, то он ответил: «Ты можешь переехать, если хочешь. Но ты должна будешь найти новый дом за такую же цену, за которую мы продадим этот. Все должно быть устроено так, чтобы я утром вышел из нашего дома на работу, а вечером приехал в новый дом, в который к тому времени ты уже перевезешь все вещи». И поэтому маме – спасибо ей за все огромное – пришлось организовывать все самой.

Именно так я (тогда мне было четыре года) оказался в Хаунслоу^[9] на Хансворт-роуд, 453, – в доме, в который мы переселились в тот же день, когда моя предприимчивая мама его нашла.

Как правило, жилище, в котором живешь, в детстве кажется огромным. Но, когда смотришь на него спустя годы, его размеры сильно удивляют. Как мы все здесь помещались? У мамы и папы была, разумеется, самая большая спальня, рядом с которой была небольшая комната Кэрол. Я и Клайв спали на двухъярусной кровати в задней части дома. Наша комната была настолько тесной, что мы поняли это, только когда перестали в ней жить. Когда я был подростком, я с трудом находил под своей кроватью место, чтобы прятать непонятным образом оказавшуюся у меня коллекцию магнитиков с полуобнаженными женщинами. Все мое детство мы с Клайвом жили в этих тесных квадратных метрах; вплоть до того, как в 1964 году в 22 года Клайв этот дом покинул.

Родиться в Лондоне в начале 50-х значило расти в городе, еще пытавшемся оправиться от ударов Гитлера. Тем не менее я совсем не помню ни одного разрушенного бомбами здания или постройки во всей округе.

Я помню, что только один раз видел что-то похожее на последствия бомбежки – когда мы с родителями предприняли поездку в город на спектакль в офисе папы. В «London Insurance» есть театральная группа, которая ставит пьесы. И на один из спектаклей моя семья по долгу службы проделала долгий путь от Хаунслоу – через Криплгейт – к деловому району Лондона. Из этой поездки я запомнил несколько ровных, пустынных участков земли рядом со старой Лондонской стеной. Они напоминали место действия одной из «илинговских комедий»^[10] «Держи вора!», которую дополняли игравшие среди камней и булыжников оборванцы.

На самом деле Лондон моего детства был точно таким же, как в фильмах Ealing Studios или как у моего любимого комедийного героя Тони Хэнкока, который жил по вымышленному адресу – в пригородном районе Лондона Ист-Чим, на Рейлвэй Каттингз, 23. В то время в Лондоне дороги были полностью свободны, никаких пробок и проблем с парковкой – у меня даже есть снятое Рэгом и Леном видео с трассой Грэйт Уэст-роуд, на которой количество проезжающих автомобилей можно пересчитать по пальцам. Множество мужчин в котелках, устало прокладывавших себе путь по мосту Ватерлоо. Толпы футбольных фанатов. Выходные на берегу моря (мы обычно ездили в Богнор-Реджис или Селси Билл в Уэст-Сассекс), где мужчины ходили на пляж, просто немного ослабив галстук или расстегнув пару пуговиц рубашки. По традиции, дома семья собиралась вокруг телевизора и следила за футбольным матчем, передавая друг другу чай и тосты. Мы познавали мир, просматривая диснеевский фильм 1955 года «Дэви Крокетт, король диких земель»; именно тогда я начал интересоваться всем, что связано с битвой за Аламо во время Техасской революции, и продолжаю до сих пор.

Это была в какой-то степени идиллия в то время и в том месте. Мое время, мое место, мой тесный уголок.

Хаунслоу находится в одном из самых отдаленных уголков Мидлсекса на стыке столицы и графств. Самая западная часть города, конечная станция линии Пикадилли в лондонском метрополитене. Место, где не происходит совсем ничего и до которого нужно ехать на запад сорок пять минут. Лондон, но одновременно и не Лондон. Ни там, ни здесь.

Каково было провести детство в пригороде? Чтобы куда-либо попасть, нужно было сначала пройтись пешком, потом проехаться на автобусе, потом снова немного пройти пешком, а затем сесть в метро. Ничего не давалось легко. Поэтому нужно было найти себе развлечение. Однако то, что для одних детей было развлечением, для меня, к сожалению, совсем не было таковым.

В школе имени Нельсона надо мной постоянно издевался Кенни Бродер из начальной школы Святого Эдмунда, которая совсем некстати располагалась прямо напротив. Ему было, как и мне, 10 лет, но у него было лицо боксера с высокими скулами и повидавшим жизнь носом. Я был жутко напуган, когда Бродер выходил из ворот своей школы одновременно со мной. Он буравил меня взглядом все время, пока я шел домой, молча предвещая опасность. Мне всегда казалось, что кто-то цепляется, пристает ко мне, причем совершенно беспричинно. Неужели у меня на голове какая-то особая мишень или табличка «пни меня» сзади на шортах?

Даже мое первое свидание было омрачено этим. Я пошел со своей первой девушкой Линдой в парк аттракционов на «Пустоши Хаунслоу»; в моих карманах звенела с большим трудом накопленная мелочь, на которую можно будет покататься на горках и/или на машинках, не важно – главное, чтобы очередь была поменьше. Как только мы приехали, по моей спине пробежал холодок. «Черт, – подумал я, – здесь Бродер со своими дружками».

Я подумал, что на высоте будет безопаснее, и повел Линду кататься на каруселях. Но лошадки, на которых мы сидели, часто менялись местами, и когда я пролетал мимо Бродера и его дружков, они угрожающе смотрели на меня, и каждый раз их было как будто все больше и больше. Было очевидно, что меня сейчас побьют. И точно: как только я спустился, они сразу же пристали ко мне и начали бить. Я храбро старался не заплакать. Пришел домой с синяком под глазом. Мама спросила меня: «Что случилось?»

«Меня побили».

«За что, что ты сделал?»

Как будто я был в чем-то виноват.

Но в 12 лет я впервые подрался. Это было в парке рядом с магазином игрушек, в котором работала моя мама. Мы обычно собирались в нем рядом с огромной кормушкой для лошадей, которая стояла там очень давно; это было около съезда с дороги, где обычно разворачивался троллейбус номер 657 – я уже говорил, что жил на конечной.

Тогда парк был нашей территорией. Я не принадлежал к какой-либо банде; мы были всего лишь группой ребят, претендующих на звание «жестких парней», которые защищали свою территорию. Особенно если нам помогали местные ребята постарше.