Третьяков - Лев Анисов

Чем одарить мне Вас во вторник, В день светлый Ваших именин? И нужды и невзгоды сын, Стихов и рифм ходячий сборник, Я уберег Вам дар один: С отрадной мыслью упованья, Неприхотливое желанье И Вашей и своей души: Здоровье прочное в тиши И самый верный пай участья По акциям компаний счастья. И пусть тогда судьба мудрит: Любви и дружбе к новоселью Отдаст внаймы квартиру-келью Честной отец Архимандрит. Любя душевно быт домашний, Он сгонит мглу туманных дней На рынке Сухаревой башни Иль в небольшом кругу друзей, Где жжет Вам Гоголевский кнастер Ваш дел литературных мастер Вам преданнейший Ротозей.

Сухаревский рынок достаточно хорошо знали оба. Любили рыться по воскресеньям на развалах. Каждый из них в какой-то степени мог сказать, вслед за историком И. Е. Забелиным: «Я все свое образование получил на Смоленском (в данном случае Сухаревском. — Л. А.)». Торговали тут книгами, рукописями, эстампами, гравюрами. Приходить надо было в шесть-семь утра, когда только выкладывали товар. Тогда можно было подобрать все мало-мальски порядочное. К девяти-десяти часам поживиться настоящему книжнику здесь уже было нечем.

Преимущественным покупателем Сухаревки была учащаяся молодежь; из любителей — или новички, или особо настойчивые.

«Как я завидую тебе, что ты навещаешь Бахареву сушню, и желал бы скорее взглянуть на твои приобретения…» — писал другу Медынцев.

Впрочем, случались у молодых собирателей и каверзы. Купив книгу, спешили домой похвастаться друг перед другом, с трепетом разворачивали ее, рассказывая возбужденно, где и как куплена редкость, но тут и выяснялось, что в книге или недостает чего-нибудь, или год издания не тот, или еще что-нибудь в этом роде. Торжество сменялось огорчением или конфузом.

Но чаще всего по возвращении с Сухаревки повторялась одна и та же, картина: положат каждый перед собой стопки книг и хвалятся покупками, советуются, а потом незаметно углубятся в чтение, пока не спохватятся. Виновато посмотрят друг на друга, рассмеются и возобновят разговор.

Нередко друзья наведывались и в Панкратьевский переулок, где антиквары торговали старинными редкостными и художественными вещами.

Павла Михайловича интересовали художественные издания, рукописи лицевые, книги по истории искусств, археологии, русской истории и географии.

Кое о каких редких книгах рассказывал Андрей Николаевич Ферапонтов, дед которого был книгопродавцом и собирателем древностей. Так постепенно, по крупицам, создавалась уникальная библиотека Павла Михайловича.

Не оставляли молодые люди без внимания и увиденные у торговцев старинные гравюры, акварели, работы маслом.

Уже в те годы Алексей Медынцев приобретал и картины. Покупал их и саратовский купец Тимофей Ефимович Жегин. В каждый свой приезд в Москву он останавливался теперь у Третьяковых. Сердцем прикипел к радушной семье. И его полюбили за доброту, живую душу, веселость. Освободившись от дел, он исчезал куда-то и частенько возвращался с картиной, купленной, как он говорил, по случаю.

Некоторые понравившиеся гравюры, акварели приобретал и Павел Михайлович. В 1854 году купил сразу девять картин старых голландских художников. Заказал рамы для них, заплатил реставратору за работу.