Коммунизм своими руками. Образ аграрных коммун в Советской России - Доминик Дюран

Очевидна близость славянофильских взглядов и европейских социалистических учений. С. С. Дмитриев писал, что целый ряд черт славянофильства позволяет говорить о некоторых сторонах его как о своеобразной национально-русской разновидности христианского утопического социализма.^[34] Не согласен с ним Н. И. Цимбаев, который пришел к выводу, что «славянофильская трактовка общины не имела антикапиталистической направленности, она уживалась с частной собственностью, помещичьим землевладением, развитием фабричной промышленности, т. е. с объективно капиталистическими отношениями. [...] Показать возможность бесконфликтного развития капитализма — в этом, объективно говоря, смысл хомяковских надежд на общину в разрешении “жизненных задач” “лучше и вернее” европейских народов».^[35] В то же время интеллектуальные истоки и исторический смысл другой важной для славянофилов социокультурной категории — «соборности» — остаются практически неисследованными.

А. Валицкий задался целью рассмотреть славянофилов как мыслителей, глубоко озабоченных реальными, а не «мифическими» проблемами, причем не специфически русскими, а во многом совпадающими с теми, которые были в центре европейской мысли во времена дискуссии о наследстве Просвещения и опыте Французской революции. Он пришел к выводу, что характерное для славянофильства противопоставление России и Европы лишено национализма и совпадает с противопоставлением двух типов общества, двух типов связи между индивидом и коллективом, описанных Ф. Тенниссом, в связи с чем славянофильство можно раецениватькак часть европейской консервативно-романтической традиции.^[36]

На почве романтического консерватизма славянофилов, русских социалистов и уваровскую идеологию соединяет имя немецкого философа А. фон Гакстгаузена. В 1843 г. при всемерной поддержке российского правительства^[37] барон Гакстгаузеи совершил путешествие по России с целью изучения российских аграрных отношений, обычаев и нравов. Он побывал в Москве и Петербурге, объехал часть севера, Украину, несколько губерний Черноземья, побывал в Поволжье, Крыму и Закавказье. В Москве Гакстгаузен общался с западниками и славянофилами и особенно часто беседовал об общине с К. Аксаковым. Первые два тома исследования Гакстгаузена по результатам путешествия вышли в 1847 г., в них основное внимание автора было сосредоточено на значении русской поземельной общины и на деятельности самоуправляющегося крестьянского «мира». По мнению Гакстгаузена, русская крестьянская община была самобытным исконным учреждением, которое органически выросло из славянской патриархальной семьи и легло в основу государственного строя России. Петровские реформы не затронули общину, она сохранила свою самостоятельность и животворную силу, осталась прочным оплотом нормальной государственной жизни, оградив Россию от появления пролетариата, а следовательно, от разрушительных начал нового времени.

В результате «то, чего добивались на Западе социалисты и коммунисты, существует в России как непреложный факт всей русской истории».^[38] В третьем томе трудов Гакстгаузена, вышедшем в 1852 г., концепция общинно-патриархального строя России приобрела всемирно-исторический масштаб. Сила России, утверждал автор, в «его семейно-патриархальном быте, в славянской поземельной общине, в свободном самоуправлении, в самостоятельно организующейся артели. [...] Россия спасла Европу от революции, опираясь на могущественную силу своих патриархальных принципов».^[39]

Новый этап в развитии русского общинного мессианства начинается после революций 1848 г., когда об общине заговорила в терминах Гакстгаузена официальная и дворянская пресса: «Погрязшая в индивидуализме Европа в поисках утерянной “общинности” разрушает у себя троны и вековые учреждения и тщетно пытается заменить древнюю общину искусственными людскими союзами — ассоциациями. Руси не страшен коммунизм — он родствен “духу” русского народа. Русь не знает и не будет знать революции. В России революции навсегда исключены, ибо коммунизм — это грозно ощетинившееся чудовище, грозящее пожрать Запад, у нас мирно пасется на крестьянских полях».^[40] «Журнал министерства народного просвещения» отозвался на революцию 1848 г. большой статьей, посвященной апологии русского общинного социализма. В ней утверждалось, что Россия навсегда застрахована от пролетариата с его разрушительными теориями и движениями, так как благодаря «братскому» общинному владению, в России уже осуществлены коммунистические идеалы западноевропейских пролетариев и «мечтательная для Европы общинность существует у нас на деле».^[41]

В это время вопрос о сохранении общины был актуален как никогда — правительство разрабатывало проекты крестьянской реформы. В 1849 г. Министр государственных имуществ П. А. Киселев подал Николаю I записку под названием «Развитие сельского хозяйства». В ней утверждалось, что вопрос об общине — отменять ее или нет — не может быть решен чисто экономическими аргументами, так как это вопрос не экономический, а политический. «Душевой раздел земель, столь вредный для всякого коренного улучшения в хозяйстве, — писал Киселев, — имеет свою выгоду в отношении устранения пролетариев и потому составляет вопрос, которого решение выходит из пределов чисто экономических».^[42]

Тот же 1848 г. послужил толчком для развития теории «русского социализма». А. И. Герцен, убежденный западник, пятью годами раньше после беседы с Гакстгаузепом оставшийся при своем мнении о застойном характере русской общины, после близкого знакомства с социально-политическими реалиями Европы переосмыслил это положение. Разочарованный в своих идеалах, Герцен пришел к выводу о близком крушении европейской цивилизации. Он прочел первые два тома сочинения Гакстгаузеиа, еще раз обдумал свои прежние споры со славянофилами и пришел к выводу, что Гакстгаузен прав в своей оценке русской общины.^[43] Отныне Герцен утверждает, что социализм, который для Запада является только надеждой, — «для нас уже действительный факт, с которого мы начинаем», потому что русская община сможет стать ячейкой социалистического общества, поможет России перейти напрямую от феодального строя к социалистическому. Удивительным образом, как это уже было не раз в истории отечественной общественной мысли, Герцен сумел превратить исторический недостаток России в ее историческое преимущество и даже связать с ним ее возможную историческую миссию. Сельская община в представлении Герцена стала великим историческим достижением русского народа, она спасла его «от монгольского варварства и от императорской цивилизации, от выкрашенных по-европейски помещиков и от немецкой бюрократии», сочетание западноевропейских социалистических идей с русским общинным миром обеспечит победу социализма и обновит дряхлеющую западноевропейскую цивилизацию.^[44] Герцен делал вывод о том, что России нет необходимости проходить все фазы социальной эволюции, что Россия, сохранившая стихийный зародыш социализма — общину, может с ее помощью перешагнуть через буржуазную стадию. Для этого институт русской общины необходимо оплодотворить передовыми социалистическим идеями. Вскоре после этого Герцен становится «яростным обличителем западного общества, с особенным гневом нападая на его бездуховный материализм. Франция, Англия, Италия и Германия сплошь мелкобуржуазны, заключает Герцен; Америка — тем более, ведь американское общество целиком состоит из среднего класса».^[45]