Верлен - Пьер Птифис

Тогда он решил выждать время и обратил свое внимание на более насущные нужды, а именно «заработать пару су», как он говорит Эмилю Блемону, или по крайней мере приготовиться зарабатывать их: он не сомневался, что скоро сможет преподавать французский язык и латынь английским «boys^[264]». Нужно было учить язык. Чтобы рассеяться и забыться — а недуг еще не окончательно прошел, — они с Рембо с головой окунулись в «гигантские прогулки» по предместьям и сельской местности, Кью^[265], Вуличу^[266] и т. д. Что же до «Романсов», тем хуже для французов! Они выйдут в свет в Лондоне. Он связался с одним издателем, а затем стал жить так, будто благоприятная для работы обстановка обеспечена ему на долгие годы вперед. 23 марта он ходатайствовал о выдаче ему читательского билета Библиотеки Британского музея, предоставив два поручительства, как того требовали правила. Рембо сделал то же самое 25-го числа.

Но ни в чем не было определенности. В начале апреля положение друзей снова стало шатким. Рембо, которому надоели жалобы и увиливания Поля, держал с ним пари: Верлен должен доказать, что он настоящий мужчина. Разве можно быть таким трусом? «Жалкий брат! — напишет он в „Озарениях“. — Какими ужасными ночными бденьями был я ему обязан!^[267]» То, что Рембо называет «сновиденьями, полными идиотской печали»^[268], — это вечный и неразрешимый вопрос, терзавший его друга: как убедить Матильду снова стать его нежной супругой, как добиться того, чтобы снова жить с ней, при этом не теряя свободы, необходимой каждой творческой личности?

Итак, почва уходила из-под ног несчастного Верлена, оказавшегося между двух огней — холодного высокомерия Матильды и саркастического презрения Рембо. Он решает отправиться в Париж, как бы рискованно это ни было. Если у него есть хоть какой-то шанс победить, он не имеет права его упускать. Несколько часов пробродив вокруг вокзала Виктория, он и вправду сел на поезд до Ньюхэйвена^[269]. Но в тот момент, когда он собирался сесть на корабль в Дьепп, он вдруг услышал — или ему показалось, что он услышал, — беседу двух очень подозрительных господ, обсуждавших на плохом английском судьбу пойманных коммунаров, и поспешно вернулся обратно.

Его опасения были не беспочвенны. В выписке, посланной полицией Лондона в префектуру Парижа 4 апреля 1873 года, так говорится о его отъезде: «Верлен, бывший служащий мэрии до и во время Коммуны, друг Вермерша, Андрие и других, вчера направился в Париж (по семейным делам)»^[270].

Итак, он освободится от Рембо и повторит в Намюре «операцию „Брюссель“», ведь тогда Матильда приехала к нему, хотя он об этом не просил. Он вложил всю душу в адресованное ей письмо, исполненное настойчивости: она наконец должна проявить благоразумие, она должна понять, что решение проблем через суд приведет лишь к несчастью, она должна подумать о малыше Жорже, должна приехать к нему в Намюр, куда он теперь отправляется. Он будет там один. Это его последний шанс, потому что больше он не будет писать. Но это невозможно, она приедет, обязательно приедет.

Прибыв в Дувр 4 апреля (в 9 часов 35 минут, уточняет г-н Ундервуд), он отправился в Остенде на борту «Графини Фландрской».

Стихотворение «Beams^[271]», написанное им во время этого путешествия в честь некоей красавицы, плывшей вместе с ним, было неверно понято комментаторами. Поль не думал ни о ком, кроме Матильды. Та юная девушка, чья гордая красота, казалось, увлекала за собой пассажиров, была воплощением Надежды: