Петр III - Николай Павленко

А. С. Мыльников всерьез толкует о миротворческой миссии Петра III, выразившейся в выходе России из антипрусской коалиции заключением мира, а затем и союза с Пруссией. Автор при этом игнорирует мотивы внешнеполитических акций Петра III, очевидные для его современников: «миротворец» заключил мир и союз с Пруссией, с одной стороны, с целью угодить своему идолу, а с другой — чтобы двинуть освободившиеся войска против Дании для войны за возвращение Голштинии Шлезвига. Так называемый «миротворец» ликвидировал очаг войны в одном месте с целью зажечь пламя европейской войны за Шлезвиг.

Не лучшим образом обстоит дело и с его оценкой внутриполитических акций Петра III. Ошибка автора состоит в том, что он рассматривает законодательные акты, действительно имевшие позитивное значение и являвшиеся важнейшими вехами в истории России, как манифест о вольности дворянства, указ о секуляризации владений духовенства, как акции законотворчества Петра III, в то время как потребность в них возникла за несколько десятилетий и даже столетий до восшествия на престол Петра Федоровича. Они являлись не продуктами законотворчества Петра III, а объективной необходимостью, созревавшей в предшествующие десятилетия и столетия. Не случайно нормативные акты Петра III были обнародованы в первые три месяца его царствования, а в последовавшие за ними остальные три месяца не появилось ни одного нормативного акта — изложенные А. С. Мыльниковым статистические данные, якобы свидетельствующие об активном законотворчестве императора в конце его царствования, являются плодом недоразумения, неверной трактовки понятия «нормативный акт».

Не лишне напомнить, что Петром III было обнародовано не три, а четыре нормативных акта — А. С. Мыльников по непонятным причинам исключил из числа нормативных актов указ Петра III, запрещавший мануфактуристам-купцам покупать крестьян к мануфактурам.

Особое место среди нормативных актов царствования Петра III занимает манифест 21 февраля, получивший ошибочное название манифест об упразднении Тайной розыскных дел канцелярии, ошибочное, потому что функции карательного учреждения и его штат были переданы Сенату. Специфику этому Манифесту придает то обстоятельство, что его возникновению не предшествовало продолжительное время подготовки — похоже, идея ее организации возникла у императора или его окружения в первые месяцы его царствования. Подлинным новшеством манифеста являлось запрещение клича «Слово и дело» и исключение из перечня доносителей лиц, причастных к воровству, смертоубийству, ссылке и каторге. Манифест не отменил пыток во время следствия, но предоставлял обвиняемому возможность для добровольного раскаяния. Поэтому манифест 21 февраля правильнее было бы назвать манифестом о реорганизации Тайной канцелярии или манифестом о запрещении употреблять «Слово и дело».

Подводя итоги полемики с А. С. Мыльниковым, отмечу, что его погоня за оригинальностью и вытекающая из этого попытка пересмотреть установившиеся в историографии оценки личности Петра III и его времени закончились неудачей. Необоснованно упрекая «традиционалистов» в предвзятости использования источников, автор «Петра III» сам грешит предвзятостью с точностью до наоборот: он умалчивает о многих свидетельствах современников о наличии у Петра III свойств характера, не вызывающих симпатий; в других случаях он приводит негативные высказывания о Петре III, но не дает им оценки. Короче, формулируя концепцию, автор опирается не на источники, а, наоборот, источники подгоняет под выдуманную им концепцию.