Тайны Третьего Рейха. Спартанцы Гитлера - Олег Пленков

Большую роль во время войны сыграли «особые суды» (Sondergerichte), которые были созданы в Германии еще в 1933 г. и состояли из трех профессиональных судей. Эти «тройки» выносили судебные приговоры после упрощенного следствия. Приговор «тройки» обжалованию не подлежал и приводился в исполнение немедленно. Председатель «народного суда» Роланд Фрайслер именовал судебные «тройки» не иначе как «судами внутреннего фронта»: их задачей было преодоление «внутренней контрреволюции».

По важным делам в дополнение к «особым судам» использовался созданный в 1934 г. «народный суд» (Volksgerichtshofj, исполнявший схожие с судебными «тройками» функции. Этот суд сразу стал судом первой инстанции по делам о государственной измене — до этого подобные компетенции имел только имперский суд в Лейпциге. «Народный суд» был политическим судом; он состоял из 5 судей (из них только два были юристами), которых назначал Гитлер. Фрайслер не сразу возглавил «народный суд», но после его назначения и без того высокая степень политизации этого суда стала еще выше.

В преддверии войны этих судебных мер нацистам было недостаточно, и с 1938 г. Гиммлер получил от Гитлера полномочия по осуществлению иных (помимо судебной власти) «мероприятий». Когда началась война, Гитлер обновил его полномочия. 3 сентября 1939 г. руководитель РСХА Гейдрих выпустил циркуляр «Об основах внутренней безопасности во время войны», в котором говорилось о возможности прибегать к прямым действиям исполнительной власти помимо судебных инстанций «для обеспечения решительности и воли немецкого народа к борьбе во имя победы».

В соответствии с этими решениями с началом войны судебная практика ужесточилась, приговоры стали приводить в исполнение быстрее, но настоящая радикализация юстиции, на которой настаивали Гитлер, Тирак, Геббельс и Гейдрих, началась в 1941 г., после смерти несколько тормозившего произвол министра юстиции Гюртнера. В августе 1942 г. министром юстиции был назначен сторонник крайних мер Тирак, а Фрайслер занял его место председателя народного суда. С этого момента число смертных приговоров, выносимых «народным судом», резко возросло: только до конца 1944 г. зарегистрировало 16 500 смертных приговоров. Гитлеровская судебная система была тесно слита и зависима от исполнительной власти, поэтому она в той же степени ответственная за преступления перед человечностью. В «особых судах» подсудимые и надеяться не смели на честное ведение процессов. Сенаты «народного суда» являлись первой и последней инстанцией рассмотрения дел о государственных преступлениях, поэтому они комплектовались юристами, доказавшими свою безусловную преданность режиму и являвшимися членами партии. Как подготовку к государственному преступлению «народный суд» рассматривал прослушивание радио Москвы, хранение и распространение антинацистской литературы, оказание помощи государственным преступникам.

Как уже говорилось, с началом войны правовые нормы, особенно система наказаний, значительно ужесточились. К тому же с расширением полномочий и компетенций СС право все более выхолащивалось. В согласии с манихейским мировосприятием как враг рассматривался каждый, кто хоть как-то выделялся (или казалось, что выделялся) из народной общности. При этом страх перед повторением общественной ситуации Ноябрьской революции сочетался со страхом, навеянным нацистской пропагандой — страхом биологически-расовой дегенерации. «Особенностью задач правосудия в войну, — писал один из нацистских юристов, — является необходимость отделения преступных элементов, которые в критический момент могут нанести удар ножом в спину сражающемуся фронту (как это однажды сделали подобные элементы в Ноябрьскую революцию в 1918 г.). Это тем более важно, что в войну действует отрицательный отбор и лучшие погибают на фронте, а в тылу процветают неполноценные элементы». Поэтому наиболее опасными считались: правонарушения, имевшие следствием снижение обороноспособности страны (Wehrkraftzersetzung), саботаж (Wirtschaftssabotage), мародерство (Volksschaden), которое совершали в условиях суматохи воздушных тревог и бомбежек, что считалось особенно отягчающим обстоятельством. После отбытия наказания ни немец, ни инородец не обязательно освобождались — об близящемся освобождении суд за несколько недель уведомлял гестапо, а оно решало, не следует ли взять отбывшего наказание под превентивный арест. Для инородца концлагерь был гарантирован всегда, для немца — почти всегда.

Во время войны число статей УК, требовавших смертной казни, увеличилось в несколько раз. Введение драконовских мер было усугублено и требованием властей «упростить» судопроизводство. Было введено в практику внесение отзыва судебного приговора (außerordentliche Einspruch): если вышестоящей судебной инстанции приговор казался недостаточно жестким, то она могла его изменить по своей воле и ходатайствовать в имперском суде о передаче дела в специальную штрафную инстанцию (Strafsenat). Для разрушения правовой немецкой традиции нацисты не брезговали и мобилизацией эмоций граждан, возмущенных действиями бандитов. Так, когда 13 октября 1939 г. судьи особого суда Берлина приговорили грабителей банка Лятакца и Якобса к 10 годам лишения свободы, то — по сведениям СД — многие немцы возмущались столь мягким наказанием; и через два дня Гитлер приказал расстрелять обоих преступников. Впрочем, закон от 5 сентября 1939 г. гласил, что опасные преступления, совершенные в условиях военного времени, караются смертной казнью. Несмотря на жесткость наказаний, в войну преступность быстро росла. Введение в судебную практику экстраординарных мер нацистские юристы оправдывали необходимостью усиленной борьбы против преступности, как этого требовал Гитлер и практиковал Гиммлер. На самом деле эта жесткость выходила далеко за рамки разумного и достаточного. Количество смертных приговоров, вынесенных гражданскими судами, непрерывно росло, о чем свидетельствуют следующие данные:

^{Год … Кол-во смертных приговоров}