Под знаком тибетской свастики - Фридрих Наумович Горенштейн

- Четвертая сотня, ко мне!

Четвертая сотня, в которой служили татары и китайцы, ок­ружила лежавшего на земле Резухина. К ним подходили и некото­рые иные, слушая генерала.

- Это большевистский заговор! - кричал Резухин. - Вас хо­тят выдать большевикам. Всех заговорщиков ждет страшная расправа после соединения нашей бригады с бароном.

Из толпы послышались возгласы:

- Большевики ранили генерала, смерть большевикам.

- Момент критический, - шепнул мне один из заговорщи­ков, - дело сорвалось, пора скрываться.

В этот момент какой-то казак вышел вперед со словами:

- Ох, что сделали с голубчиком! Что сделали с нашим гене­ралом-батюшкой! Пропустите меня, я простой оренбургский казак, хочу видеть нашего генерала.

Толпа расступилась перед ним, казак склонился над Резухиным и со словами:

- Будет тебе пить нашу кровь, хватит, пей теперь свою! - выхватил маузер, выстрелил в упор и разнес Резухину голову.

Толпа в страхе разбежалась, но один из заговорщиков, под­ полковник Кастерин, скомандовал:

- В седла!

Веселовский, Безродный и некоторая часть комендатской команды поскакали прочь. Остальные, сев на лошадей, снова постро­ились.

- Надо немедленно покончить с бароном, - сказал полков­ник, - или бросить его и идти бродом по Селенге.

- Покончить! - сказал один из офицеров. - Расплатиться с бароном за его жестокость так же, как с Резухиным.

- Господа, все ж надо по-христиански закопать тело Резу­хина, - сказал я. - Он в последний раз проявил свою преданность барону и даст за свои дела ответ Богу.

- Так и сделаем, - ответил полковник. - Вы, есаул, скачите в лагерь к барону. Надо предупредить его действия раньше, чем он узнает о случившемся здесь.

124. Сцена

Ночью офицеры, участвовавшие в заговоре, собрались в палатке у полковника Маркова. Все были взволнованы. Я едва сдер­живал нервную дрожь.

- В любом случае, - сказал я, - будет ли покушение на баро­на удачным или нет, надо двигаться обратно с отрядом к Селенге. Кастерин просил передать, что он два дня будет ждать нас на правом берегу, потом уйдет.

- Не будем терять время, господа, - сказал Марков. - Вы, есаул, и еще трое пойдете к палатке барона. Остальные пусть разой­дутся по своим частям и начнут поднимать людей. Ну, с Богом!

Мы перекрестились и вышли, была чернильная тьма, так что почти наощупь пришлось добираться к палатке барона, возле кото­рой горел небольшой костер. Часовой окликнул нас:

- Кто идет?

- К его превосходительству, - ответил один из нас.

В этот момент кто-то выглянул из палатки.

- Барон!- нервно закричал молодой подпоручик и выстре­лил, но от волненья промахнулся. Он хотел еще стрелять, однако я схватил его за руку.

- Это не барон, - сказал я, - мы выдали себя преждевре­менно.

Часовой выстрелил в ответ. Пришлось скрыться.

- Надо бежать, - испуганно сказал один из офицеров, - вы­дав себя, мы не смогли убить барона. Его исчезновение грозит нам арестом и мучительной смертью.

- Только без паники,- ответил я, - погубим себя и дело. Барон может быть в палатке у лам.

К счастью, Унгерн обнаружил себя. Он, действительно, си­дел в палатке с ламами и высунулся из нее, услышав стрельбу. Тот­час же мы начали стрелять в него из темноты. Барон по-звериному упал на четвереньки и быстро пополз в кусты.

- В кромешной тьме искать его не имеет смысла, - сказал я. - Скорей возвратимся в бригаду.

Бригада уже была поднята по тревоге. Распоряжался пол­ковник Марков. Я увидел Бурдуковского и еще несколько человек из его команды, окруженных конвоем.

- Куда нас ведут? - беспрерывно испуганно спрашивал у всех Бурдуковский.

- Доктор, - заметив Клингенберга, обратился к нему Бурдуковский, - куда нас ведут?

- Туда, куда ты отправил столь многих, - ответил доктор.

Бурдуковского и его команду увели.

- Их уводят на смерть, - сказал мне доктор, который после избиения все еще ходил с костылем. - Но, признаться, не нахожу в себе ни малейшего сочувствия к этим насильникам и душителям де­тей. Они своими жизнями должны заплатить за то, что были палача­ми при главном садисте и маньяке. А что с самим бароном?

- Не знаю, - ответил я. - Мы стреляли в него, но нельзя с уверенностью сказать, что с ним случилось, что он может предпри­нять, если останется жив.

- Да, истинно так, - ответил доктор, - ходят слухи, что ис­тория с Тибетом тоже придумана. Поговаривают, что барон потому так зверствует, что решил перейти к красным и таким образом зара­батывает прощение. Сипайлова он послал сопровождать золото для большевиков.

- Это совсем уж несуразные слухи, - ответил я.

- Но то, что Сипайлов послан перепрятать золото, похоже на правду.

125. Сцена

Меж тем дивизия выстроилась в походный порядок и, изме­нив маршрут, двигалась к переправе. Я ехал впереди рядом с пол­ковником Марковым.

- Мы прошли верст восемь, - сказал Марков, - дальше не­возможно двигаться в темноте по узкой дороге среди сопок. Дож­демся утра.

Выставим в оцепление сотню казаков и пулеметы на случай, если барон жив и с помощью монголов попытается перело­мить ход событий. Никто не знал, где барон. И всеми владело страшное возбу­ждение. Вдруг послышался стук копыт по каменной дороге. Шепот пронесся по рядам, перешедший в крик:

- Барон, барон с монголами!

Но барон был один. Ночь несколько прояснилась и появилась луна. И в лунном свете барон, как призрак, появился на своей белой кобыле. Он спу­стился по склону холма и направился к войску.

- Что ты здесь делаешь? - спросил барон одного из казаков в оцеплении.

- Я должен палатки собирать, ваше превосходительство, - ответил казак.

- А где войско? - спросил барон.

- Дальше уходит.

- Отчего уходит?

- Красные наступают.

- А много ли красных? - спросил барон другого казака.

- Не знаем, - ответил казак.

Барон поехал дальше, подъехал к артиллерии.

- Кто приказал двигаться? - спросил барон.

- Приказ из вашего штаба, - ответил артиллерийский офицер.

- А