Екатерина Великая - Николай Павленко

Существование дочери Елизаветы Петровны, законной наследницы российского престола, лишний раз напоминало об узурпации трона самой Екатериной и в конечном счете подрывало на Западе престиж «северной Семирамиды». Именно эти угрозы заставили Екатерину предпринять энергичные и решительные меры по обезвреживанию самозванки.

Дело княжны Таракановой окутано множеством тайн — в нем больше темных пятен, чем светлых, проясняющих суть дела; на множество вопросов источники не сообщают прямого ответа, что дает основание беллетристам для всякого рода домыслов.

Историки располагают рассказом самой княжны о своих скитаниях, однако что в них достоверного, а что является продуктом болезненного воображения, сказать невозможно. Несомненно одно — перед нами авантюристка, так сказать, европейского масштаба, женщина энергичная, внешне привлекательная и настойчивая.

Если княжна, как позже напишет Екатерина, являлась дочерью пражского трактирщика, то откуда у нее появились средства, чтобы содержать свиту, совершать поездки из одного конца Европы в другой? Если сведения о ее жизненном пути, исходившие от самой княжны, являлись от начала до конца ложными, то почему они так встревожили Екатерину и принудили ее действовать столь напористо, что это могло вызвать серьезные международные осложнения?

Как только Екатерине стало известно о появлении самозванки, она отправила с нарочным собственноручное письмо находившемуся в Средиземном море командовавшему флотом Алексею Григорьевичу Орлову с повелением взять под стражу самозванку и доставить ее в Россию. Императрица дала совет, как это сделать: «если возможно, приманите ее в таком месте, где б вам ловко бы было посадить на наш корабль и отправить ее за караулом сюда». Если заманить не удастся, то императрица предоставляла Орлову право применить силу: сначала он должен был потребовать от властей Рагузы выдачи «сей твари», а если те откажутся это сделать, то, — писала императрица, — дозволяю вам употребить угрозы, а буде и наказание нужно, то «бомб несколько в город метать можно».

Орлову удалось справиться с деликатным поручением, не прибегая к метанию бомб и не вызвав дипломатических осложнений, — он заманил Тараканову на флагманский корабль и там взял ее под стражу. 22 мая 1775 года Екатерина поздравила Орлова с успешно проведенной операцией. Кроме того, она писала: «Вероятие есть, что за таковую сумасбродную бродягу никто конечно не вступится не так ли, но всяк постыдится скрытно и явно показать, что имел малейшее отношение»^[154].

13 марта 1775 года Екатерина извещала фельдмаршала князя А. М. Голицына, что контр-адмирал Грейг везет на своем корабле женщину, выдававшую себя за дочь Елизаветы Петровны, двух поляков, служанку и камердинера, и велела содержать их под караулом в Ревеле. «Письмо сих беспутных бродяг, — добавляла императрица, — теперь разбирают и что выйдет, и кто начальник сей комедии, вам сообщим, а только известно, что Пугачева называла братом ее родным».

Вместо Ревеля самозванку и ее спутников 26 мая заключили в Петропавловскую крепость. Голицын, которому было поручено вести следствие, сообщил императрице о впечатлениях от первой встречи с узницей: «Росту она среднего, сухощава, статна, волосы имеет черные, глаза карие и несколько коса, нос продолговатый с горбом, почему и походит лицом на итальянку». Ее он нашел «в немалом смущении», ибо не думала, что ее определят в такое место. Она в совершенстве владеет французским и немецким, но не знает русского языка. Имеет склонность к изучению языков: в короткое время овладела английским и итальянским; будучи в Персии, изучала арабский и персидский.

Строгое содержание пленницы в пути, а также в крепости подорвало ее здоровье. Лекарь обнаружил у нее опасную болезнь, «ибо у ней при сухом кашле бывает иногда рвота с кровью». Поэтому он распорядился перевести узницу в более сухое помещение, под комендантским домом.

Голицын познакомился и с показаниями самозванки, которые дали ему основание заявить, что «история ее жизни наполнена несбыточными делами и походит больше на басни»^[155].

Голицын был прав: в ее биографии, поведанной следователям, масса недомолвок, неясностей, фантастических приключений. Остается неясным — является ли ее рассказ плодом собственного болезненного воображения, или внушен кем-то со стороны.

Зовут ее Елизаветой, ей 23 года, где родилась и кто ее отец и мать — не знает, как не знает, какой она национальности. Воспитывалась и жила до 9 лет в Голштинии, в Киле, а затем в сопровождении женщины и трех мужчин ее через Лифляндию и Петербург отправили в Персию, где она провела 15 месяцев. Приставленная к ней старуха объявила, что она здесь находится по повелению Петра III. Жилось ей не сладко, она часто болела и подозревала, что ее хотят отравить.

Далее — новый виток фантастических похождений: появился какой-то татарин, предложивший ей бежать. Четверо суток они шли пешком, пока староста какой-то деревни, жалея их, не дал им лошадь. Путешественники достигли Багдада, где их приютил богатый перс по имени Гамет. К нему прибыл персидский князь Гали и повез ее в Исфагань, где ее «весьма отменно почитал как знатную особу и многократно ей заявлял, что она дочь Елизаветы Петровны, а отцом называли по-разному, кто Разумовского и кто — иного». Мысль, что она дочь императрицы, внушал ей не только Гали, но и многие его знакомые.

В Исфагани Елизавета прожила до 1769 года, когда в Персии наступило смутное время и Гали вынужден был покинуть страну. Ей он предложил либо следовать за ним, либо, переменив веру, остаться в Персии, где она «может быть великой госпожей». Она согласилась ехать в Европу, но с условием, чтобы маршрут не пролегал через Россию, ибо там, если узнают о ее происхождении, она окажется в заточении.

Гали, однако, повез ее через Россию. Она то переодевалась в мужское платье, то объявлялась дочерью русского дворянина. В Петербурге они провели ночь, оттуда отправились в Ригу, далее путь следовал в Кенигсберг, Берлин, Лондон. В Лондоне Гали известили о необходимости возвратиться в Персию. Гали уехал на родину, «оставив ей драгоценных камней, золота в слитках и наличными деньгами великое число».

На этом связь с Гали обрывается, и молодая и богатая путешественница отправляется из Лондона, где прожила пять месяцев, во Францию под именем персидской принцессы. Из Парижа она держала путь в Голштинию с намерением прочно там обосноваться и спокойно жить. Намерение не удалось реализовать — о ее приезде узнал шлезвиг-голштинский герцог и предложил стать его супругой, «но она не знала ничего подлинно о своей породе, хотела наперед о том известиться». С этой целью она якобы намеревалась отправиться в Россию, но вместо России оказалась в Венеции, где познакомилась с князем Радзивиллом, согласившимся быть в ее свите.

Из Венеции Елизавета решила отбыть в Персию, но сделала остановку в Рагузе, где к ней явился некий Костенек, передавший желание графа Орлова познакомиться с нею. Знакомство состоялось в Пизе. Орлов предложил ей свои услуги «повсюду, где б она их ни потребовала». В Ливорно она согласилась осмотреть адмиральский корабль. Как только Елизавета оказалась на корабле, офицер объявил, что она арестована. Попытки получить объяснение от Орлова не увенчались успехом.