Бунтаро - Лейла Элораби Салем

- Ты должен отослать вот это послание господину Хиро-Мацу. Я знаю, как ему тяжело, но все же, пусть знает, что настало военной время.

- Господин, а нельзя ли сейчас отослать это письмо с помощью почтового голубя? Я думаю…

- Как ты смеешь учить меня, твоего господина! Я знаю, тебе лень ехать в Эдо, но это мой приказ, который нужно выполнить. Сейчас голубем невозможно, так как его могут перехватит! – мужчина потрогал свою длинную бороду, а затем сказал. – Ты понял?

- Да, господин, - с поклоном промолвил гонец.

- Тогда иди. Нельзя терять ни минуты.

Оставшись один, Шэдэо рассмеялся, а затем взял дольку апельсина и съел ее. Сок стекал по его седеющей бороде, и скоро также будет течь человеческая кровь.

Гонец прискакал к дому Хиро-Мацу через десять дней. По обычаю, хояин должен встретить посланца гостеприимно. Первым делом накормить и дать отдохнуть, а уж затем приступать к решению вопроса.

Когда гонец отдохнул, старый генерал пригласил его к себе. Вместе они сели на подушки и распечатали послание.

- Это письмо от господина Шэдэо. Он просил меня передать его вам немедленно.

- А почему такая поспешность? – спросил Хиро-Мацу.

- Конфликт между господином Шэдэо и господином Курагу обострился. Каждый искал поддержки со стороны императора, но Сын Неба сказал, что решить проблему может только… война, - гонец, произнося последнее слово, вздрогнул.

- Война?

- Да.

«О Будда! – подумал Хиро-Мацу. – Снова война, снова горе. Когда же это все закончится?»

Когда гонец уехал, старый генерал медленно встал и подошел к окну. Он увидел перед собой сад, кусочек моря вдалеке, солнце, небо, прохожих, идущих по улице, и ему вдруг захотелось все это остановить, закрыть от своих глаз, потому что он знал, что счастья ему больше не видеть.

В коридоре раздались шаги и кто-то робко зашел в комнату. Хиро-Мацу обернулся и увидел Сувари, держащего под руку Бунтаро. Бунтаро сильно изменился в лице: смуглая кожа его стала какой-то бледной с желтоватым оттенком, над и под глазами появились отеки, волосы на голове почти выпали, щеки сильно впали и на его худом лице сильно только выпирали все такие же карие глаза. Если внимательно посмотреть на этого человека, то перед глазами встанет длинное, тощее существо с бледно-желтой кожей и сильно выпученными глазами.

- Отец, - бессильно сказал Бунтаро, - как видите, я еще могу ходить, мыслить, говорить. Вы рано, слишком рано похоронили меня.

- Сын мой, тебе же плохо! Иди в постель.

- Нет, отец, нет. Мой безобразный вид страшить вас всех, но я не беде показывать своего лица, чтобы не пугать людей. Я закрою свое лицо, правда.

- Бунтаро, не в этом дело. Для меня ты самый красивый и самый лучший. Я хочу, чтобы ты шел отдыхать.

- Раненная тигрица всегда бросится на помощь; птица с подстреленным крылом рано или поздо научится летать; и я тоже смогу воевать.

- Сувари, мой сын сошел с ума! Как он может воевать?

- Отец, я не сошел с ума. Я говорю разумно, так как слышал ваш разговор с гонцом от господина Шэдэо. Я лучше погибну в бою, чем буду несколько недель или месяцев умирать в мучениях.

Сувари и Хиро-Мацу, услышав эти слова, заплакали. Оба бросились к Бунтаро на колени и стали просить зименить решение, но тот полностью настоял на том, чтобы двинуться в поход.

IV глава

Вокруг дома выстроились все самураи Бунтаро. Впереди стояла пехота, сзади лучники на отборных лошадях, а самый последний был мушкетный полк. Личный телохранитель Бунтаро подвел под уздцы лошадь и остановился у калитки, поджидаб своего господина.

Вдруг все слуги разом высыпали во двор и упали ниц по краям тропинки. Все неожиданно стихло. На веранде показалось несколько человек, которые вели под руки Бунтаро, одетого в военные доспехи.

Все горожане столпились на улице, внимательно наблюдая за «тощим существом», которое потеряло человеческий облик. Дети в ужасе отворачивались тогда, когда им удавалось увидеть лицо Бунтаро. Только один садовник, знавший от Сувари всю историю, с гордостью смотрел на этого измученного болезнью человека. Он помог Хиро-Мацу и Сувари посадить Бунтаро на лошадь. А когда армия пошла по улицам города, то садовник провожал ее до тех пор, пока она не скрылась из виду.

Весь вечер Хиро-Мацу не находил себе места. Он рвал на себе волосы, раскидывал веди и твердил одно и то же: «Это я, старый глупец, во всем виноват! Сам же отпустил своего собственного сына на верную погибель».

Ночью генерал собрал свой небольшой отряд и поехал вслед за Бунтаро.

Сражение должно было начаться в пять часов утра. Место выбрано в открытом поле, где должно было произойти генеральное сражение. Местность была такая, что негде было укрыть засаду, но зато много места для того, чтобы пустить в ход и пехоту, и конницу, и мушкетный полк.

Справа и слева от поля было два холма, на котором расположились вражеские армии. И вот, как только солнце поднялось из-за горизонта, показались с двух сторон всадники, одетые в доспехи. На левом холме развивалось знамя молодого энергичного Курагу; справа показалось знамя с изображением сокола старого, но мудрого Шэдэо. И там, и там протрубили трубы, давая знак воинам приготовиться к сражению.

У Шэдэо насчитывалась пятидесятитысячная армия, в то время, как у Курагу было тридцать две тысячи. Шэдэо, наблюдая за суетой противника, сложил руки рупором и прокричал:

- Курагу, ты же видишь, что у меня силы мощнее. Лучше сдайся без боя и тогда никто не погибнет.

- Рано радуешься, старик. Твоя звезда уже потухла, моя еще горит! – раздался дерзкий ответ.

- Ну хорошо.

Шэдэо подозвал Бунтаро и сказал:

- Вы со своим войском разобьете левое крыло – их конницу. Затем зажмете их полукольцом и не дайте никому сбежать, - затем, подозвав другого генерала, продолжил, - а вы ударьте по правому крылу. Там у них стоит оборона. Нужно ее смять к центру, а я к тому времени брошу в центр всю мощь моей армии. Когда мы встретимся, то наша задача будет отступить назад, но не для того, чтобы бежать, а для того, чтобы сомкнуть Курагу в кольцо. Ясно?

Оба генерала одобрительно кивнули.

Через полчаса две армии выстроились в поле. Армия Курагу представляла собой птицу, армия Шэдэо – скорпиона. Два противника пошли навстречу друг другу, и тут началось генеральное