Повседневная жизнь "русского" Китая - Наталья Старосельская

«Глубокоуважаемый Вячеслав Михайлович!

Я знаю, какую смелость беру на себя, обращаясь к Вам в такой момент, когда на Вас возложена такая непомерная тяжесть — такая огромная и ответственная работа, в момент, когда наша Родина напрягает все свои силы в борьбе. Но я верю, что в Вашем сердце большого государственного человека и друга народа найдется место всякому горю и, может быть, моему тоже.

Двадцать лет я живу без Родины. Эмиграция — большое и тяжелое наказание. Но всякому наказанию есть предел. Даже бессрочную каторгу иногда сокращают за скромное поведение и раскаяние. Под конец эта каторга становится невыносимой. Жить вдали от Родины теперь, когда она обливается кровью, и быть бессильным ей помочь — самое ужасное.

Советские патриоты жертвуют свой упорный сверхчеловеческий труд, свои жизни и свои последние сбережения.

Я же прошу Вас, Вячеслав Михайлович, позволить мне пожертвовать свои силы, которых у меня еще достаточно, и, если нужно, свою жизнь — моей Родине.

Разрешите мне вернуться домой. Я — советский гражданин. Я работаю, кроме своей профессии, в советской газете Шанхая «Новая жизнь» — пишу мемуары о своих встречах в эмиграции. Книга почти готова. ТАСС хочет ее издать.

Пустите нас домой.

Я еще буду полезен Родине. Помогите мне, Вячеслав Михайлович. Я пишу из Китая. Мой адрес знают в посольстве в Токио и в консульстве в Шанхае.

Заранее глубоко благодарю Вас.

Надеюсь на Ваш ответ.

^{Шанхай. 7 марта 1943 г.}

А. Вертинский».

Через два месяца были получены положительный ответ из Москвы и визы.

Изгнание кончилось.

Началось возвращение.

Мучительный и долгий процесс…

К этому времени, к середине 1940-х годов, все драматически запуталось в жизни; если раньше русские в Китае делились на строителей и служащих КВЖД, тех, кто остался в Китае с советскими паспортами; тех, кто приехал сюда в эмиграцию после революции; тех, кто бежал в 1930-е годы из Европы от фашизма; тех, кто пытался отсюда, из далекого Шанхая, бороться за старую добрую Россию, — то теперь, перед лицом Второй мировой войны, все смешалось.

Кто сказал, что эмиграция — это лишь поступок? Нет, как и возвращение, это мучительный, нередко разочаровывающий процесс. Порой он затягивается на десятилетия, порой не кончается никогда. Они ощущали себя очень по-разному, обитатели русского Китая, но жили одним чувством — необходимостью считаться со всеми теми многочисленными обстоятельствами, с которыми не должны были считаться, которых могли просто не замечать, если бы жили в своей стране, если бы чувствовали себя дома. Дело не в богатстве и бедности, возможности трудиться или отсутствии этой возможности. Дело в таком эфемерном, необъяснимом, но естественном чувстве своей земли, своей страны, своего дома. И обманчивая близость России — уже неизвестной, уже пугающей, потому что совершенно другой страны — одинаково действовала на мысли и чувства жителей «русского» Китая: кто-то мог вернуться со своим советским паспортом, но куда? Кто-то подавал прошения о возвращении, но куда?

Страны, с которой все они были связаны образом мыслей, языком, традициями, давно не существовало. Надо было отдавать себе в этом отчет. А это было, пожалуй, самым трудным.

Невозможным…

На рубеже 1930—1940-х годов Николай Щеголев написал стихотворение «Маскарад» — трагическое видение, в котором тесно переплетены мысли и чувства, наверное, очень многих: